Они очень ответственно относились к своей роли хранителей и постоянно наводили порядок в доме. Охотились за мельчайшими пылинками, натирали воском мебель, мыли окна.
Риго заботился о скутере и водных лыжах. Американка и мистер Бэльби найдут их в целости и сохранности, если, конечно, когда закончится война, оба не будут слишком старыми для того, чтобы кататься на водных лыжах. Да, война кончится. Это не может продолжаться. Порядок восстановится. Таков закон природы. Но до той поры надо дожить. Остаться живыми! Не привлекать к себе ничьего внимания. Быть осторожными и благоразумными, насколько это возможно. Они отказались от прогулок по пустынным улочкам Жуан-ле-Пэна. А когда купались, не заплывали дальше чем за пятьдесят метров от эстакады, чтобы их не засекли с берега.
У Ингрид было время, чтобы прочитать все романы Пьера Бенуа: томики в переплетах из красного сафьяна занимали здесь не одну полку. И в каждом на титульном листе была сердечная дарственная надпись американке от автора. Затем Ингрид набросилась на полное собрание сочинений Дюма в изумрудно-зеленом переплете. Время от времени она читала целые страницы из Дюма Риго, который красил веранду: ему удалось достать на черном рынке последние банки краски "Риполен".
По вечерам они включали большой радиоприемник в гостиной. И каждый раз в одно и то же время диктор, в голосе которого звенел металл, сообщал военные новости, причем сообщение это было похоже на газетную передовицу. Слушая его, Риго приходил к выводу, что война скоро окончится. Это был голос без будущего, хотя бы потому, что со временем он становился все более и более чугунным, уже совсем загробным. Он еще будет звучать, но недолго, столько, сколько продлится война, а потом угаснет, иссякая день ото дня.
Как-то зимним вечером, слушая его в полумраке гостиной, Риго спросил у Ингрид:
- Тебе это ничего не напоминает?
- Нет.
- Это голос того типа в темном костюме, которого мы в прошлом году видели в ресторане... Я уверен, что это он...
- Ты думаешь?
По мере того как война близилась к развязке, диктор все громче чеканил фразы и без конца повторял их.
Пластинку заедало. Голос удалялся, его забивали помехи, затем на несколько секунд он возникал снова и, прежде чем исчезнуть, становился на редкость отчетливым...
Вечером того дня, когда американские войска высадились в нескольких десятках километров от виллы, Ингрид и Риго удалось различить металлический тембр диктора, затерявшийся среди помех. Но тщетно голос пытался сражаться с бурей, которая перекрывала его. В последний раз перед тем, как утонуть, голос произнес свою чеканную фразу так, словно это был крик ненависти или вопль о помощи.
