– А по-моему, как я завсегда рассуждаю, без закуски пить – чревобесие выйдет одно; а чтоб оно, тоись, в пользу человеку пошло – пустяки, – возразил молодой солдатик.
Бравый фельдфебель завел с ним продолжительный дебат весьма горячего свойства.
Я начал присматриваться к другим личностям.
Самым почетным гостем был, очевидно, молодой полицейский унтер-офицер, урезавший, как говорится, до риз-положения. На всякую внимательность, на всякое потчеванье хозяина он отвечал одним бессмысленным, икающим смехом.
– Не р-разберу, – кричал он, мотая головой. – Обстоятельней говори: я – твой начальник!
– Кушайте, кушайте рюмку-то. Очередь за вами, – отвечал хозяин, видимо робея.
– Ну, выпил. Што ты еще можешь мне говорить?
– Кроме, как угощенья, могу ли с начальником о чем говорить?
– Вер-рно! На чистку снега не ходи завтра. Сиди дома: я тебе позвол-ляю.
– Благодарствую, сударь. Позвольте ручку поцеловать.
– Целую! Я тебя за твое почтение оченно люблю. На вот, твоей девчонке двугривенный.
И ундер, не зная почему, залился своим икающим смехом.
Выпивка с каждою минутой принимала более и более широкие размеры. Бравый фельдфебель пустился в пляс с самыми неистовыми выкрутасами. У него сыпались необыкновенно смелые поговорки, поминутно вынуждавшие его извиняться перед дамами.
– Простите, Христа ради, старику, – умолял он скороговоркой, постепенно делаясь бравее и бравее. – Ради именинника простите. Мне, по-настоящему, уж пора бы и перестать черта-то потешать, да куда ни шло! Может, за мою службу богу и великому государю мои грехи на том свете и простятся.
Фельдфебельский пляс увлек всех. Разговоры сделались живее, движения порывистее. Молодой солдатик, заливаясь самым лихим манером на гармонике, дружелюбно подмаргивал мне и сидевшей подле меня женщине в шелковом платье на пляшущего старика. До этого времени вся публика слишком заметно сторонилась нас обоих, называя мою соседку не иначе как барышней, а ко мне ежели кто относился, так с почетным титулом вашего благородия.
– Да это что? – говорил фельдфебель, останавливаясь, наконец, предо мною. – То ли в старину было!.. Укатали бурку крутые горки. Имеем, сударь, окромя Егория и всяких медалей, шестьдесят годов на плечах, а по божьему-то сказать, на баранью морду всех этих штук не накупишь. Выходит, я их заслужил. Заслужил? Истинно заслужил, потом да кровью во владенье свое приобрел. Оттого теперь и кости болят. Зато, чтоб обидеть меня кто мог – подожди!.. На офицерской линии состою, в сусалы-то ко мне не больно доберешься… Вот что!.. Хозяин! Поднеси нам по рюмочке с барином, храбрости ради.
