Она открыла входную дверь, шел густой крупный снег.
Если бы она вчера уговорила его взять с собой Фейерфакса, думала Дортея, возвращаясь в спальню. Если бы хоть кто-то поехал с ним…
Бертель стоял возле ее кресла и смотрел в окно.
— Какой снег! — сказал он.
— Да, я видела. Отец будет рад, если снег еще подержится. Тогда мы сможем еще некоторое время ездить на санях. Ты приготовил уроки?
— Да, маменька.
— Может, тебе хочется посмотреть какую-нибудь книгу? Если хочешь, можешь взять Библию с картинками…
— Спасибо, маменька. — Голос у Бертеля был тихий и безрадостный, он молча взял книгу, которую Дортея достала из ящика секретера. Обычно дети с восторгом рассматривали картинки, им это никогда не надоедало, хотя книга предназначалась для самых маленьких и они давно знали ее вдоль и поперек. На каждой странице был написан библейский текст, но все имена существительные заменялись гравюрами с изображением соответствующего предмета. Читать книгу было легко, но иногда дети не могли понять, что за предмет изображен на картинке, шедеврами эти гравюры отнюдь не являлись.
Из детской не доносилось ни звука. Должно быть, кормилица Йоханне и нянюшка Гунхильд сидели с малышами на кухне и болтали с остальными.
— Бертель, пожалуйста, сбегай на кухню и попроси Йоханне принести сюда Кристена, он, наверное, проголодался. Да и Рикке пусть придет сюда ненадолго.
Маленький Кристен отчаянно плакал, когда няньки явились в спальню с двумя младшими детьми, — он весь вспотел, был красный, и ротик у него был измазан: верно, на кухне служанки чем-то накормили его, чтобы он перестал плакать и им не пришлось бы из-за него прерывать свою болтовню.
— Я думала, мадам, вы не хотели, чтобы вас беспокоили, — извинилась Йоханне.
Не успела Дортея поднести ребенка к груди, как он жадно схватил сосок. Икая от слез, он подавился молоком, всхлипнул, потом снова стал сосать и постепенно успокоился. Дортея видела, что он скоро уснет.
Она отослала нянек в детскую. Вскоре оттуда послышалось жужжание самопрялок. Рикке ползала по комнате, потом встала на ножки возле отцовского кресла.
— Кис, — сказала она, довольная собой, и потянула кошку за хвост — та незаметно прошмыгнула в комнату и теперь, свернувшись, лежала на кресле. Добродушное животное мурлыкало, не обижаясь на неласковое обращение Рикке.
Как приятно сидеть с малышами, которые еще ни о чем не догадываются! Дортее было мучительно читать в глазах окружающих, что и они думают о том же, и понимать, что у взрослых тревога сопровождается особой сладострастной дрожью, вызванной напряженным перебиранием в мыслях всех вариантов случившегося, а у детей — смешана со страхом перед тем, чего они не в силах понять. Она была одна со своим глубоким горем. Теструп, Теструп, когда же он вернется? Ведь он сказал, что не может надолго оставлять завод, а теперь было уже больше трех…
