Много лет спустя Дортея узнала, что нечто подобное происходило и с другими женщинами. Многие матери испытывают к своему первому ребенку особенную необъяснимую любовь именно за то, что только материнство заставило их женственность расцвести в полную силу. Женщина позволяет мужчине думать, будто он добился этого исключительно своей пылкой страстью, ибо ему хочется верить, что любовь стоит выше законов физической природы, хочется внушить себе и своей любимой, что исключительно чувства, которые испытывает сердце, а не физические перемены заставляют кровь быстрее бежать по жилам, а нервы — трепетать сильнее. Все дети были одинаково милы Дортее, все они имели одинаковое право на ее заботу. Но она-то знала, почему именно Вильхельм был ее любимцем.
Дортея видела, как несколько групп покинули усадьбу и отправились на поиски.
Окна спальни смотрели на северо-запад, в это время года солнце в них не заглядывало. Но со своеобразного подиума перед окном, где стояло ее кресло, в котором она обычно сидела с полной корзиной белья для починки, Дортея могла любоваться светлым днем нарождающейся весны. Там, где на сад падала тень от дома, еще лежали сугробы, но чуть дальше лужайки были обнажены и покрыты инеем, а у изгороди на ветках молодых яблонь играл солнечный свет. В свое время Теструп не без злорадства возмущался, что прежний управляющий разбил сад с северной стороны дома, потратив на это большие деньги. Однако другого места для сада тут не было, и Дортея впоследствии, когда деревья и кусты стали приносить плоды, радовалась этому саду.
Биргитте и Элисабет ушли в школу — Теструп настоял, чтобы первые знания они получили в школе для детей заводских рабочих, — если школа недостаточно хороша, чтобы дать его детям первые знания, значит, она вообще никуда не годится. Позже, весной, когда Биргитте уже исполнится семь лет, она сможет начать заниматься с домашним учителем французским, рисованием и музыкой. Бертель сидел на скамеечке у ног матери и вполголоса повторял латинский урок, последний, заданный ему Даббелстееном. Он больше не спрашивал об отце, братьях и учителе. Но когда Дортея предложила ему пересесть поближе к печке, отрицательно покачал головой:
— Если вы позволите, матушка, я хотел бы сидеть подле вас.
Двое младших были в детской с няней. Скоро уже пора кормить Кристена. Дортее было мучительно слушать размышления и рассказы Йоханне и Гунхильд обо всех загадочных и несчастных случаях, которые произошли в их родных селениях.
