— Изумительно!
Алена уже привыкла — все нормальные люди, не художники, воспринимают этот процесс как некое маленькое чудо. Но сейчас похвала была ей особенно приятна.
— Жаль, что нельзя подняться на крышу, — вздохнула она. — С удовольствием бы зарисовала вблизи ту четверку коней. Видишь, над порталом? И они, и всадники — как живые.
— Погоди, — оторопело сказал Алексей. — Неделю назад никаких всадников там не было.
— Брось! Ты просто не заметил.
— Да нет же, специально рассматривал. Мне тоже лошадки понравились.
— Наверно, глядел против солнца, вот и почудилось.
— Это было вечером.
— Значит, наоборот, в темноте.
Они вдвоем озадаченно уставились на скульптурное украшение над церковным входом.
И вдруг статуи всадников... зашевелились!
Алеша с Аленой одновременно принялись протирать глаза. Парная галлюцинация не рассеялась. Наездники по-прежнему двигались: кивали, указывали пальцами вниз, как будто прямо на Аленин этюдник.
— Давай ущипнем друг друга!
— Давай! Только не жалея, сильно.
— Ай!
— Ой!
— Теперь что?
— Все то же.
Если это и был гипноз, то массовый: пьяцца Сан-Марко на глазах наводнялась народом, и все глядели на портал главного городского собора.
А четверо оживших изваяний вдруг развернули над собою гигантский транспарант, чтобы собравшиеся внизу могли разобрать четкие алые буквы.
— Да это же акция протеста! — расхохоталась художница. — Ты был прав, лошади отдельно, люди отдельно. Вот молодцы ребята, выбрали местечко, где их никто не достанет! Леш, чего они требуют, переведи!
Алексей прочел и расхохотался еще громче, чем она:
— Представляешь — независимости! Хотят отделиться от Италии! Чтоб Венеция стала самостоятельной республикой, как было до девятнадцатого века, до наполеоновских завоеваний! Ой, не могу, итальянцы без Италии...
— А знаешь, моего прапрапрадеда называли «декабрист без декабря».
— А кто он был?
— Князь Вяземский.
— Тот самый?
— Ну конечно. Я, к твоему сведению, знатная дворянка.
— «Отроковица из роду царска», — пробормотал Алексей непонятную ей фразу. — Все сходится...
— Его сиятельство, мой предок, не присутствовал на Сенатской площади, хотя и разделял взгляды декабристов.
— Зато ты, кажется, сумеешь наверстать упущенное. по-моему, тут грядет настоящее восстание, и мы будем его свидетелями. — И он опять ехидно засмеялся.
А вокруг них уже кишели люди, в основном молодежь. Парни и девушки что-то скандировали с решительными и суровыми лицами, у многих были плакаты в поддержку всадников, восседающих на бронзовых конях.
