Один шанс из тысячи. Зеленый свет | страница 49



Я хотел крикнуть, но ужас парализовал мой язык — я вспомнил Хиросиму.


* * *

Каждый день я видел ее у своего изголовья. Моя спасительница, она была и моим лечащим врачом. Я знал, что жизнь моя в безопасности, но меня продолжали мучить кошмары. Однажды мне приснился сон. Будто бы вместе с бомбой меня вытолкнули из самолета. Я пытался схватиться за воздух, повиснуть на нем, но руки мои ловили пустоту. И оба мы неотвратимо опускались — бомба и я. А потом меня окружили люди с лицами прокаженных. Они скандировали: «Мы люди Хиросимы». Я их отталкивал и молился небесам. Там кружил мой бог.

И я кричал ему: — Я — не они… Они — не я…

Потом блеснули шесть миллионов градусов атомной бомбы. Я зажмурил глаза и открыл их.

В палате была тишина.


* * *

Я сдержал себя и утаил от «морской свинки» мои тяжелые сновидения. Она не должна знать о моих слабостях. Я взял ее за руку и попросил повторить рассказ о том, как самоотверженно спасла меня маленькая женщина. Она улыбнулась одними глазами и заговорила… Она рассказала о леденящем чувстве ужаса, охватившем ее, когда увидела показания опасного излучения на счетчике Гейгера, установленном на внешнем щите камеры. Она знала, что я находился в этой камере. Последующие ее действия не контролировались сознанием — они были автоматическими: она дала сигнал тревоги и привела в действие аварийную изоляцию камеры. Свинцовый щит предохранил меня от потока радиоактивных излучений. Потом господин Маккафри создал комиссию. И комиссия обнаружила неисправность моего личного счетчика Гейгера, а также ненадежность экспериментальной защиты от радиоактивных излучений атомного котла.

…Мне не хотелось отпускать руку моей спасительницы. Я смотрел ей в глаза и искал слова, чтобы высказать свои чувства, о которых, конечно, она догадывалась. В конце концов я произнес нужные слова. По-видимому, она удивилась, и ее рука выскользнула из моих рук. Что это — игра женщины или…? Ее лицо стало каким-то странным, пожалуй, жестоким.

Она заговорила, и мне казалось, что ее слова были здесь, а глаза отсутствовали. Я не улавливал связи между словом и взглядом.

— Я врач, — говорила она, — и я рада, что моему пациенту стало совсем хорошо.

Потом она замолчала и долго смотрела мимо меня. Может быть, в этот момент она говорила про себя? Потому что неожиданно, будто бы подумав вслух, она спросила:

— О чем мечтает врач?

И сама ответила:

— О том, чтобы никогда не было пациентов.


* * *

Я ничего не понимаю. Я все время думаю о «морской свинке». Что означают ее слова? Они против логики: если не будет пациентов, то врачи станут безработными.