Шонар покраснел от негодования.
– Он хочет воспользоваться нашим положением,– заявил он,– на это никак нельзя согласиться. Он заплатил за нас. Я отыграю эти двадцать пять франков на бильярде, да еще дам ему десять очков вперед.
Барбемюш принял вызов и догадался проиграть, этим благородным поступком он завоевал расположение богемы.
Расставаясь, условились встретиться тут же на другой день.
– Итак, мы ему ничего не должны. Честь наша спасена,– сказал Шонар Марселю.
– Можно даже опять заказать ужин,– заметил Коллин.
В тот вечер, когда Каролюс заплатил из собственного кармана за ужин, съеденный богемцами, он направился домой вместе с Гюставом Коллином. Наблюдая за пирушками четверых друзей, Каролюс особое внимание обращал на Коллина и давно уже чувствовал влечение к философу, не подозревая, что ему суждено впоследствии сыграть по отношению к этому Сократу роль Платона. Поэтому-то Каролюс и обратился именно к Коллину, когда решил попросить ввести его в кружок богемы. По пути Барбемюш предложил своему спутнику зайти в ночное кафе и опрокинуть по рюмочке. Вопреки ожиданию, Коллин не только отказался, но, когда они приблизились к этому заведению, даже ускорил шаг надвинул свою философскую шляпу на самые глаза. Почему вы не хотите зайти? – спросил Барбемюш настаивая деликатно, без назойливости. У меня есть на то причины,– ответил Коллин.– том заведении служит конторщица, любительница точных наук, и у меня с ней непременно завяжется долгий разговор. Во избежание этого, я никогда не появляюсь здесь ни в полдень, ни в другое время дня. Дело объясняется очень просто,– бесхитростно добавил он,– мы с Марселем жили тут поблизости.
– А все-таки мне очень бы хотелось предложить вам бокал пунша и немного поболтать. Не знаете ли вы здесь местечка, где вы могли бы появиться, не испытывая затруднений… математического порядка? – добавил Барбемюш, считая долгом быть чертовски остроумным.
Коллин на мгновение задумался.
– Вот в том подвальчике я чувствую себя, пожалуй, свободнее,– ответил он, указывая на винный погребок.
Барбемюш поморщился, он, видимо, колебался.
– Приличное ли это место? – проронил он.
Его вежливый, холодный тон, молчаливость и сдержанная улыбка, а в особенности часы и цепь с брелоками – все это навело Коллина на мысль, что его новый знакомый – чиновник какого-нибудь посольства и потому боится скомпрометировать себя.
– Не беспокойтесь, никто нас не увидит,– успокоил его Коллин,– в это время весь дипломатический корпус уже спит.
