Сцены из жизни богемы | страница 174
Увидав, что его поэтический план провалился, Родольф совсем приуныл.
– Ничего,– сказал он Жюльетте,– мы все же разыграем сцену. Вот птичка, ее мелодичное щебетанье разбудит нас завтра и возвестит о том, что, как ни тяжело, нам пора расстаться.– И Родольф примостил клетку в комнате возлюбленной.
На другое утро, ровно в пять, голубь приступил к исполнению своих обязанностей и огласил комнату протяжным воркованьем, которое, несомненно, разбудило бы влюбленных, если бы они спали.
– Теперь пора выйти на балкон и прощаться, проливая слезы,– напомнила Жюльетта.– Как, по-твоему?
– Голубь поторопился,– ответил Родольф. – Сейчас ноябрь, солнце встает не раньше двенадцати.
– Все равно, я встаю,– сказала Жюльетта.
– Постой! Зачем?
– Я страшно проголодалась и, сказать по правде, с удовольствием бы чего-нибудь поела.
– У нас с тобой поразительное единомыслие! Мне тоже отчаянно хочется есть,– воскликнул Родольф и, соскочив с постели, стал торопливо одеваться.
Жюльетта уже зажгла свечу и принялась шарить в буфете – не осталось ли там чего-нибудь. Родольф ей помогал.
– Смотри-ка! – сказал он.– Несколько луковиц!
– А вот и сало,– сказала Жюльетта.
– И масло.
– И хлеб.
– Но, увы, больше ничего!
Пока они рылись в буфете, голубь, беззаботный оптимист, продолжал ворковать.
Ромео посмотрел на Джульетту. Джульетта посмотрела на Ромео. Оба посмотрели на птицу.
И этого было достаточно. Судьба голубя-будильника была решена. Даже если бы он подал кассационную жалобу, это ни к чему бы ни привело, ибо голод – судья неумолимый.
Родольф развел огонь и начал растапливать сало. Вид у него был важный и торжественный.
Жюльетта с меланхолическим видом чистила лук.
Голубь продолжал ворковать,– он исполнял «Ивушку».
Его жалобам вторило сало, певшее свою песенку в кастрюле.
Пять минут спустя сало еще пело, зато голубь, испытав судьбу тамплиеров, навеки замолк. Ромео и Джульетта насадили свой будильник на вертел.
– Недурной у него был голос! – заметила Жюльетта, усаживаясь за стол.
– Нежное было создание! – сказал Родольф, разрезая превосходно поджаренный будильник.
Влюбленные переглянулись и заметили друг у друга на глазах слезинки.
…Лицемеры! Они плакали от лука!
XXII
ЭПИЛОГ РОМАНА РОДОЛЬФА И МИМИ
I
После окончательного разрыва с мадемуазель Мими, которая, как помнит читатель, покинула Родольфа потому, что ее прельстили кареты виконта Поля, поэт старался как-нибудь рассеяться и взял себе новую любовницу – ту самую белокурую девушку, ради которой он однажды в порыве наигранного веселья нарядился в костюм Ромео. Но эту интрижку Родольф затеял лишь с досады, а со стороны девушки то был просто каприз, и связь их не могла быть долговечной. Вдобавок новая возлюбленная была весьма легкомысленная особа, хорошо изучившая азбуку плутовства. Она умела раскусить человека и потом играть на его слабых струнках, на это у нее хватало ума. А сердце ее было простым механизмом, невозмутимо отбивавшим незатейливый ритм. К тому же она отличалась необузданным тщеславием и свирепым кокетством и предпочла бы, чтобы ее возлюбленный сломал себе ногу,– лишь бы у нее не оказалось несвежей ленты на шляпке или одним воланом меньше на платье. Она была далеко не красавица, существо довольно заурядное и от природы обладала весьма дурными наклонностями, но вместе с тем эта девушка в иные минуты могла быть прямо очаровательной. Она быстро поняла, что Родольф сошелся с ней лишь для того, чтобы она помогла ему забыть Мими, но получилось как раз наоборот: общаясь с ней, поэт горько сожалел о прежней возлюбленной, образ которой с новой силой овладел его сердцем.