Вновь завязалась беседа.
– Ну, скажи по совести, куда ты сейчас шел? – спросила Мюзетта.
– Я уже сказал. Шел к искусительнице.
– Она красивая?
– Улыбки стайками слетают с ее губ.
– Это мне знакомо,– проронила Мюзетта.
– А сама-то ты откуда возвращаешься в экипаже? – спросил Марсель.
– Я проводила Алексиса на вокзал, он поехал навестить родителей.
– Что он за человек?
Теперь пришла очередь Мюзетты нарисовать обворожительный портрет ее нынешнего возлюбленного. Так, прогуливаясь, Марсель и Мюзетта посреди бульвара разыгрывали комедию на тему «вернись, любовь!». То с нежным, то с насмешливым простодушием они повторяли строфу за строфой знаменитую оду, в которой Гораций и Лидия так изящно воспевают прелесть своей новой любви, а под конец приписывают post scriptum к прежней. Когда Мюзетта и Марсель подходили к перекрестку, из-за угла появился военный патруль.
Мюзетта разыграла испуг и, ухватившись за Марселя, воскликнула:
– Боже мой! Смотри-ка – солдаты! Должно быть, опять начинается революция! Уйдем поскорее! Я боюсь! Проводи меня.
– Но куда? – спросил Марсель.
– Ко мне. Посмотришь, как у меня уютно. Я угощу тебя ужином. Поговорим о политике.
– Нет! Какой бы ни был ужин, к тебе я не пойду,– ответил Марсель, неотступно думавший о господине Алексисе.– Я не люблю пить из чужого бокала.
Мюзетта не знала, что возразить. Но тут сквозь дымку воспоминаний перед ней предстала убогая каморка художника,– ведь Марсель не стал миллионером. И Мюзетте пришла в голову мысль: когда снова появился патруль, она опять сделала вид, будто страшно испугалась.
– Сейчас начнут стрелять!– вскричала она.– Я боюсь идти домой. Марсель, будь другом, проводи меня к моей приятельнице, которая, кажется, живет где-то около тебя.
Проходя по мосту Пон-Нёф, Мюзетта вдруг расхохоталась.
– Что с тобой? – спросил Марсель.
– Ничего. Я вспомнила, что подруга переехала. Она теперь живет в Батиньоле.
Увидев идущих под ручку Марселя и Мюзетту, Родольф ничуть не удивился.
– Так-то оно и бывает, когда на любви не поставишь навсегда крест.
XVI
ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ЧЕРМНОЕ МОРЕ
Уже пять-шесть лет Марсель работал над знаменитой картиной, которая, как он утверждал, изображала переход евреев через Чермное море, и уже пять-шесть лет этот шедевр колорита упорно отвергался всеми жюри выставок. Картина столько раз странствовала из мастерской живописца в музей и из музея в мастерскую и так хорошо изучила дорогу, что, если бы ее поставить на колесики, она самостоятельно отправилась бы в Лувр. Марсель раз десять переделывал свое творение сверху донизу, и решительные отказы жюри объяснял только личным недоброжелательством судей, от нечего делать он составил в честь этих академических церберов небольшой словарик ругательств и иллюстрировал его зверски ядовитыми рисунками. Сборник этот приобрел широкую известность и пользовался в мастерских и в Академии художеств не меньшим успехом, чем бессмертный плач Жана Белена, придворного живописца турецкого султана, все парижские мазилки знали его наизусть.
