По географическому своему положению Яффа замечательна затруднительным и опасным приступом для мореходцев, которые вообще подходят к этому городу весьма неохотно, а в бурную погоду никогда не подходят к нему. Открытая со всех сторон гавань подвержена сильным порывам морских ветров, так что суда могут легко разбиться о скалистые прибрежные утесы и подводные камни. Нет никакого сомнения, что поклонники европейские, отправляющиеся в Иерусалим, выигрывали бы много времени, избегали бы многих затруднений и издержек, если бы суда, отправляющиеся из Европы к берегам Палестины, могли всегда приставать к Яффе. Один раз в год, около апреля и мая месяцев, при непременном условии благоприятной, тихой погоды, турецкое правительство разрешает компании пароходства везти пассажиров прямо в Яффу и при таком же условии посылаются туда пароходы ко времени возвращения путешественников-христиан из Иерусалима и поклонников Мухаммеда, прибывающих около того же времени из Мекки. Обыкновенно же все пароходы, корабли и баркасы доходят лишь до Бейрута, где выгружают своих пассажиров, предоставляя им собственными средствами продолжать путешествие сухим путем.
Турецкие пароходы вообще находятся в весьма жалком положении, неопрятны, неудобопоместительны и, при беспокойном и медленном ходе, сравнительно до́роги.
Наружный вид Яффы со стороны моря живописен и весьма оригинален. От первого яруса домов, нанизанных по всему протяжению морского рубежа, строения, постепенно возвышаясь, выглядывают одно над другим и как бы вытесняют передними рядами последующие и образуют на довольно крутом утесе общий скат домов с плоскими крышами.
По обычаю, присвоенному на востоке консулам европейских держав, над домом каждого из них развевается яркий флаг, служащий как бы официальной вывеской для консульского дома.
Итак, достигнув берега, мы как осенние мухи на слабых крылышках, махая веслами, доплывали до чумного карантина – места общей пристани морских путешественников: здесь каждый приезжающий из одержимых чумой стран немедленно засаживается в карантин и на известное время лишается всякого сообщения с жителями города.
Оставив Бейрут прежде окончания полного карантинного срока, мы, как я уже заметил, оканчивали его в море, и потому не имели при себе чистого карантинного свидетельства (patente nette); при нас было только условное свидетельство, и нас так же, как и в Тире, не хотели пустить в город. К счастью, случился тут директор карантина, г. Жаба́, к которому мы имели рекомендательное письмо от г. Мостроса. Он оказал нам покровительство и, дав проводника к дому вице-консула, сделал все нужные распоряжения для выгрузки и доставления нашего багажа из баркаса, который в свою очередь также достиг берега. Мы рассчитались с нашими искусными моряками и поспешили в дом вице-консула. Человек г. Марабутти, предупрежденный уже о нашем приезде, прибежал к нам навстречу и повел нас вверх по тесным, неопрятным закоулкам на самую возвышенную часть города, к жилищу своего барина. День был жаркий, и мы с трудом взбирались по крутым подъемам улиц. Небольшой, но оригинальный дом г. Марабутти мне понравился по беззатейной, но, тем не менее, опрятной своей наружности. Главная комната, как во всех восточных домах, обнесена большим турецким диваном и множеством окон, назначенных как для освещения, так в особенности для освежения комнат перекрестным сквозным ветром, что, при нестерпимом зное на востоке, считается первым условием удобной квартиры. Г. Марабутти не было дома: по случаю праздновавшегося в тот день тезоименитства бывшего короля французов Людовика Филиппа (1 мая нов. стиля) он из вежливости пошел навестить и поздравить французского консула, но скоро воротился и мы нашли в нем доброго, услужливого, гостеприимного хозяина.
