В главном базаре общий склад всех предметов промышленности, и большее число лавок наполнено съестными припасами, как-то: зеленью, кореньями, свежими и сухими фруктами, шербетами, вареньем, рыбой с ближайшей морской или озерной[2] ловли и яйцами; тут же ряды москатильных лавок с красками, духами, травами, табаком, трубками и чубуками; другие с коврами, покрывалами, седлами, одеяниями и проч., одним словом, со всем, что в жизни составляет предмет первых потребностей.
Вечером консул прислал мне только что полученный им нумер «Русского инвалида» – можете себе представить, с какой жадностью я на него бросился! В самом деле, вообразите, что вы за тридевять земель, как будто в каком-нибудь тридесятом сказочном царстве, и ничего не знаете о происходящем в матушке-России; вдруг одна из старейших русских газет, почтенный «Русский инвалид», попадает к вам в руки; вы принимаете его как близкого своего родного и читаете с восторгом и любопытством весь лист от первой до последней строки, не пропуская даже ни приехавших в Петербург, ни выехавших из него.
В девятом часу пошел я в театр; какой может быть театр в Египте? – спросите вы; а вот какой: итальянская опера; давали «Figlia del Regimento», по нашему «Дочь полка».
Само собой разумеется, что не только Марио и Гризи, но и второй и третий сорт артистов пропели бы лучше синьора Антонио, который, при вторичном моем посещении Александрии, когда я уже возвращался из Иерусалима, нанялся ко мне на дорогу поваром, и который стряпал хуже, нежели пел; тем не менее, в Египте есть театр и итальянская опера, к тому же примадонна весьма сносна для страны крокодилов и тех напевов, которыми наполняют воздух отвратительный крик верблюдов и порывы удушливого хамсина.
Я пробыл два дня в Александрии. Между тем Пасха приближалась, и я более чем когда-либо горел нетерпением встретить ее в Иерусалиме. Задача была нелегка: все сведения, которые я мог собрать, явно доказывали мне совершенную невозможность достигнуть Иерусалима к желаемому времени. Мне предстояли два различные пути: один морской, для чего надлежало дожидаться еще пять дней в Александрии и потом на срочном пароходе плыть в Бейрут, выдержать там трехнедельный карантин и, наконец, либо верхом, либо морем же на арабской лодке добраться до Яффы, откуда оставалось еще двенадцать часов езды верхом до святого города. Другой путь, посуху, лежал через пустыню Суэцкого перешейка, но на это потребовалось бы едва ли еще не больше времени.
