Следующие цезари выдвигались из рядов римской армии: Иоавиан, всего год носивший пурпурную мантию, следом – трибун второго взвода телохранителей Валентиниан, взявший себе в соправители родного брата Валента.
Они сразу отменили все антихристианские эдикты Юлиана Отступника, из ссылок были возвращены осужденные за веру.
Но история зеркальным образом повторилась: в отличие от брата, император Валент, которому в управление достались восточные провинции, поддерживал ариан.
При императоре Валенте и в Кесарии ариане заняли все главные церкви в городе. Префект неоднократно угрожал изгнать Василия из его храма за антиарианские проповеди, но священник пользовался такой поддержкой сограждан, что власти опасались его трогать.
Стоит упомянуть еще об одном важном событии, которое тогда для многих осталось не замеченным, но потом сильно «аукнулось» в истории.
В 364 году один мальчик родом из каппадокийских христиан попал в плен к готам. Ульфила вырос среди людей германского племени, затем оказался в Константинополе, где стал приверженцем ариан, и вернулся к готам уже с христианской миссией. Ульфилу называют «апостолом готов», но учил он именно арианскому исповедованию веры. И когда через полтора столетия готы ринутся завоевывать Рим, религиозные разногласия в их разрушительном нашествии тоже сыграют свою роль.
Из проповедей Василия Великого мы узнаем о засухе и голоде, которые переживали в 368 году жители Каппадокии и Понта, когда богатые продавали хлеб по немыслимым ценам, обрекая других на голодную смерть.
Василия искренне возмущали в людях жадность, жестокость, равнодушие. И в особенности – ханжество. Он пишет о христианах, которые предаются необузданному пьянству накануне Великого поста, да и вообще «пост соблюдают многие по привычке и из стыда друг перед другом» («Беседа вторая о посте»).
Вокруг стало появляться все больше людей, для кого христианство стало чем-то вроде одежды, которая неожиданно пришлась впору и носить ее оказалось даже выгодно. Христианство давало возможность делать карьеру, занимать высокие государственные должности, быть ближе к императорскому двору и к церковной казне.
«Сын повара, валяльщика, уличный шатун, тот, для кого роскошью было не голодать, ни с того ни с сего восседает на благородном коне, важная персона, брови подняты, толпа слуг-провожатых, большой дом, обширные поместья, льстецы, пиры, золото», – удивляется переменам во многих своих знакомых ритор Либаний.
