Степан вышел на улицу и зашагал по тротуару, не обращая внимания на глядящие на него черные стекла джипа.
Через пару минут после Степана из подъезда вышла Наташа Свиридова. Помады на губах у нее больше не было, выражение лица женщина имела брезгливо-надменное.
Она процокала прямиком к черному джипу и влезла на переднее сиденье, воспользовавшись услугой хромированной ступеньки.
Семен Одинцов ждал ее, развернувшись вполоборота на водительском сиденье.
— Как прошло, Наташа? — спокойно спросил он.
Наташа махнула рукой, как будто заданный вопрос был комаром, потом бросила:
— Да нормально, как…
Она достала из сумочки термос и передала Одинцову, затем полезла за сигаретами.
Тот молча принял термос из ее рук.
— Наташа… — с ласковой укоризной сказал он, косясь на сигареты.
— Что «Наташа»?
Свиридова посмотрела на него в упор и щелкнула зажигалкой.
— Впрочем… разве что сегодня, — пробормотал Одинцов. — Только в окно, пожалуйста.
— Хорошо-хорошо… — со сдерживаемым раздражением согласилась она, чиркая зажигалкой.
Дым потек наружу, высасываемый улицей.
Одинцов достал из бардачка конверт и передал курящей. Наташа, не раскрывая, сунула его в свою сумочку.
— Тебя куда подкинуть?
— Да мне все равно! Только здесь не стой…
— Понимаю…
Одинцов завел мотор, и джип неспешно поплыл по улице. Обгоняющие его машины казались суетливыми букашками, которые при желании тот мог с хрустом давить.
— Вот здесь останови. По магазинам пройдусь.
Они безразлично чмокнулись в щеку, и Наташа покинула машину. Одинцов подождал, пока женщина исчезла в дверях бутика, восхищенно любуясь статной фигуркой.
— Вот это женщина! — сказал он вслух и включил радио.
Как будто только этого и дожидалась, во весь голос завопила Земфира.
Джип-монстр рявкнул мотором. Ничто не предвещало того, что именно сегодня Семен столкнется с предметом, который изменит его жизнь навсегда. Для себя он назовет его…
«Есть у меня предчувствие…» — говорил себе Семен Одинцов по прозвищу Пруха, припарковываясь перед входом в роскошную гостиницу как раз напротив красной дорожки.
Предчувствие действительно было, но какое-то странное. Семену никак не удавалось понять, хорошее оно или плохое.
«Что-то такое должно произойти. Сегодня, здесь, сейчас. И это „что-то“ есть окончательно и бесповоротно. Ужасно и… необходимо».
Портье в белых перчатках неловко переминался с ноги на ногу, ожидая, когда дверь страшной машины откроется, чтобы поспешить за чемоданами.
Никто из мрачного произведения автомобилестроителей не выходил.
