— Ты смелей. Не бойся… И меня слушайся…
В это время Петр наступил ей на носок, и она смолкла, улыбнулась, а потом прошептала:
— Ничего, до свадьбы заживет, как говорит мама, — и покраснела, покосившись на Петра: уж не принял ли он ее слова всерьез?
Но Петр и виду не подал, как приятны были ему эти слова.
Когда наконец танец кончился, они подошли к Зоммеру. Тот стоял с Соней возле Шестунина, державшего под руку свою жену. Старшина, не скрывая восхищения, говорил снисходительно улыбающемуся Зоммеру:
— …Нет, ты природный актер. Тебе бы, если уж честно говорить, надо не здесь топать, а быть… ну… ну, хотя бы в МХАТе… Ты бы Москву сразу покорил!
Заиграли вальс-бостон. Зоммер с Соней, а Шестунин со своей женой пошли танцевать. Петр мялся: никак не мог понять, что играют. К ним подлетел, улыбаясь, младший лейтенант из второй роты. Он пригласил Валю на танец, та пошла с охотой. Петр, привалившись к стене, не спускал с них глаз, и в нем росла ревность, потому что командир, выгнувшись, прижимался к Вале и непрерывно говорил что-то, а та, смущаясь, отстранялась…
Так и прошел этот вечер для Петра — в смятении, зависти, боли, что не научился раньше танцевать, — и в то же время он наполнил его какой-то еще никогда ранее не испытанной радостью.
Хорошо запомнился Петру из «вчерашнего дня» и Первомай, который встречал он в доме Морозовых. Пришел туда и Федор с Соней.
Стол был великолепный. Спиридон Ильич и Варвара Алексеевна хотели уйти, но молодежь их не отпустила. Сели в большой комнате. Спиридона Ильича попросили произнести первый тост. Сухой, высокий, с рюмкой водки в полувытянутой руке, он заговорил, поглядывая на гостей:
— Ну, что ж, дорогие наши гости и вы, мать и дочь, прошу выпить за наш счастливый Первомай! За ваше счастье, за счастье нашего народа! — А потом как-то тепло-тепло сказал, обращаясь к жене: — За тебя, голубушка.
Все чокнулись, выпили и стали закусывать.
— Давайте петь! — минут через пять весело предложила Соня и тут же затянула:
Когда б имел златые горы
И реки, полные вина…
Ей дружно подтянули:
Все отдал бы за ласки, взоры,
Чтоб ты владела мной одна…
Голос у Сони был низкий. Она пела размашисто, вкладывая в слова удаль, сопровождая их жестами, мимикой, придавая им какую-то свою особую окраску. Поэтому не одному Петру, даже Зоммеру, судя по тому, как он посматривал на свою подругу, — ее пение нравилось.
Потом попросили Зоммера спеть на родном языке, и Федор спел старинную немецкую песню, в которой, как он перед этим перевел, рассказывалось о несчастной любви крестьянского парня к дочери богатого человека. Песня была грустная и всех тронула.
