Постепенно, по мере приближения к Пскову, Петр начинает думать, что здесь, на Руси, все не как у них, в Сибири. Здесь все в других, уменьшенных масштабах. И когда выгрузили их в Пскове, то река Великая показалась ему просто самозванкой, а о ее притоке — Пскове́ — и говорить было нечего: так себе, проточка. Но Петра поразил Псков. Зачарованный, ходил он вокруг древнего, сложенного из дикого камня кремля, похожего, скорее, на царство Черномора, чем на грозное оборонительное сооружение псковитян. Ходил возле городских полуразрушенных стен, пялил глаза на церкви и церквушки, которых в городе оказалось бесчисленное множество, замирал перед тяжелыми, скрывшими не одну тайну стенами Поганкиных палат… И многое еще — интересное, необычное — захватило с первых дней службы в этом городе воображение Петра, полонило его сердце. С языка не сходило: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет…» Написал об этом и Лизе… Постепенно пообвыкли. Прошел год. Побежал второй. Все стало своим, привычным и близким. Бывая в увольнении, Чеботарев уже не засматривался древностями сказочного города. Чаще жались к кинотеатру «Пограничник». Заглядывались на девчат… Петр никак не мог простить Лизе, что изменила ему, вышла замуж… Чеботарев полюбил ходить и на Великую. Неторопливо плыли по ней лодки — не такие, как на Оби, проще. На таких там делать нечего — опрокинет, зальет волной даже при слабом ветре. Изредка пробегал пароходик — тоже по сравнению с теми, которые ходили там, на родине, малюсенький… С крутого берега хорошо было смотреть и на Завеличье, и вдоль реки, туда, за Мирожский монастырь, на голубые дали. А как чудно было зимой! Здесь — не в Сибири. Морозы маленькие, снег мягкий, ветер не жгучий. Повзводно ходили на лыжах за город. Легко бежали по засыпанным снегами полям. В зимние выходные дни горожане часто устраивали лыжные соревнования. От гарнизона на них попадали обычно сибиряки. Один из таких дней врезался в память Петра на всю жизнь: тогда он познакомился с Валей Морозовой. Было это так. Чеботарев на лыжных соревнованиях защищал честь роты. Складывались они для него неудачно: часто спадало с правой ноги крепление. Когда до финиша оставалось каких-то двести — триста метров, он увидел сбоку мелькание медленно отстающих от него лыж. Это бежал Сутин. «Поднажми!» — приободрил его Петр. И тут… Чеботарев вдруг почувствовал, что летит головой вперед. Упал. Встал. Разозлился, потому что за это время пропустил троих. Побежал. Сначала никак не мог понять, почему упал, а потом разобрался, что виновата была — палка Сутина, угодившая ему под ноги. Финиш Петр прошел сконфуженный. А когда остановился, постоял — почувствовал боль в руке. Пошел к медпункту — щиту с красным крестом. Девушка с санитарной сумкой долго прощупывала предплечье. Потом, подняв на Петра миловидное лицо с большими глазами, усмешливо сказала:
