Во всяком случае, в XI веке.
Ну какого патриотизма вы желаете от князя, которому приходится менять город за городом? Его «патриотизм» может происходить разве что от количества дани. Много платят – отличный город. Мало дают – скорее бы очередь подошла. При таком подходе патриотизм князей и плач по Русской земле – не более чем измышления книжников более позднего времени. Только в книжном уме могли родиться эти стоны по родине, когда у князя, по сути, не было родины. А если он долго оставался в глухом углу, то есть, скажем так, на родине, и его не переводили «повыше», в город поцивилизованнее, то родину эту можно было только ругательски ругать самыми распоследними словами и ждать как счастья, когда удастся из нее сбежать! Опираясь на пояснения наследного порядка у Ключевского, скажу прямо: патриотизм и любовь к родине, какими они предстают в «Слове о полку Игореве», – это плод куда как более позднего сознания. Человеку XI–XII вв. это было совершенно непонятно, пожалуй – дико.
Вы готовы возвращаться на свою работу как на родину?
Вряд ли.
А для князя эта «родина» была не более чем работа, в самом лучшем случае – работа с высоким окладом, только и всего.
«Ярославичи в значительной мере оставались еще тем же, чем были их предки IX в., речными викингами, которых шедшие из степи опасности едва заставили пересесть с лодки на коня, – говорит Ключевский, – они еще не успели вполне отрешиться от старого варяжского взгляда на себя, видели в себе не столько владетелей и правителей Русской земли, сколько наемных, кормовых охранителей страны, обязанных „блюсти Русскую землю и иметь рать с погаными “. Корм был их политическим правом, оборона земли их политической обязанностью, служившей источником этого права, и этими двумя идеями, кажется, исчерпывалось все политическое сознание тогдашнего князя, будничное, ходячее сознание, не торжественное, какое заимствовалось из книг или внушалось духовенством».
Вот и задумайтесь, мог ли придворный сказитель и поэт сочинить для своего князя столь глупое и непонятное произведение, как «Слово», в том самом веке, когда понятие «отечество» не могло существовать? Боюсь, исполнив свой шедевр, сказитель кончил бы потерей головы: князья были горячи на руку, непонятного они не любили. Одна эта чисто психологическая деталь показывает, почему «Слово» – если не подделка восемнадцатого века, так подделка, скажем, века семнадцатого или хотя бы шестнадцатого! Ключевский идеализирует «Слово», и странно – трезвыми рассуждениями он вроде бы и отрицает сам факт патриотизма и понимания общности русских в эти века, и тут же опирается на «Слово» как на исторический источник и на этой основе говорит о том, что складывается – несмотря на лестницу наследия – общность между людьми, когда мы видим лишь разобщенность между многочисленными потомками Ярослава. Он указывает, что дружина князя из-за очередного порядка наследования сама выбирала, как ей действовать, когда князя переводили в другой город: если князь уходил в худший, то дружина оставалась и переходила к поступившему на его место новому князю, если в лучший город, то следовала за ним, надеясь на выгоду, то есть нередко за князем тянулись его дружинники числом до двух-трех тысяч человек. И это как бы хорошо, потому что возникали передвижения внутри Днепровского государства, и народ перемешивался. Но ведь что такое дружинник? Строчкой ниже Ключевский совершенно справедливо говорит:
