Не теряя времени на завтрак, я сунул себе в карман кусочек хлеба и поспешил выйти.
Юнг и индейцы спали. Я подумал, что Стыкин тоже спит. Но не успел пройти и ста шагов, как увидел, что мой верный спутник уже пробирается сквозь мокрые кусты и спешит ко мне.
Я остановился.
- Нельзя! Назад! - старался я перекричать рев бури.- Нельзя, Стыкин! Ступай в палатку, будь умником хоть раз в жизни.
Но мои уговоры были напрасны. Мокрый до костей, он смотрел мне в глаза и, казалось, говорил:
- Я пойду за тобой, куда ты пойдешь. Что тут поделаешь! Вынув из кармана кусочек хлеба, я угостил своего друга и разрешил ему следовать за мной.
Так начался самый памятный из всех моих бурных дней.
Почти горизонтальный ливень хлестал нам прямо в лицо и обливал с головы до ног. Сейчас нельзя было рисковать выйти на открытую поверхность глетчера,- там просто не устоишь и сорвешься в какую-нибудь расщелину или пропасть.
Поэтому я решил немного отдохнуть и переждать вблизи глетчера, в роще, пока не уляжется буря. Мы оказались в затишье и стали наблюдать и слушать, что происходит в природе.
Что за песни пела буря! Как свеж был запах омытой земли, как восхитительны тихие голоса стихии! Оторванные листья и ветки, шурша и кружась, носились по лесу под музыку ветра, игравшего среди расщелин скал и ледяных утесов.
Слева от нас широкий поток, омывающий край глетчера, с глухим ревом и гулом катил валуны по своему каменистому ложу, словно спеша выйти к морю; вдали виднелись высокие горы, поросшие лесом, впереди, над ледяными полями глетчера, расстилалась серая мгла.
Я пробовал запечатлеть эту великолепную картину на бумаге, но дождь мочил страницы альбома, и, несмотря на все мои старания защитить его, рисунок получался никуда не годным. Когда ветер немного затих, мне наконец удалось нарисовать восточную сторону глетчера.
Деревья с краю леса стояли раненые с ободранной корой, красноречиво говоря о побоях, только что нанесенных огромными ледяными глыбами. Те же, которые в течение столетий стояли впереди них, лежали теперь сломанные, и глетчер продолжал терзать их, растирая в бесформенную массу.
Дождь все еще лил, и становилось холоднее. Обдумывая, как быть, я стал потихоньку спускаться на поверхность глетчера, подрубая топориком ступеньки на ледяном берегу, чтобы помочь Стыкину идти за мной.
Опускавшиеся все ниже и ниже свинцовые облака грозили снегом, они-то и заставили меня задуматься: можно ли уходить далеко от суши при этих условиях?