– Может, Бог всё может! – заорал Цикенбаум, насилуемый снова ненасытной студенткой, кажется она была 13-ой по счету, чертова дюжина.
Я тут же прекратил снимать оргию, сполз с дуба, скинул с тела профессора обезумевшую студентку и понес его к Оке, где мы снова пили водку, купались и говорили о помутившемся рассудке нашего Бога, ибо если мы спятили, то Бог тоже того самого, ведь мы все в его программе, сказал Цикенбам и я неожиданно с ним согласился!
Цикенбаум в графских калошах
Цикенбаум сидел в калошах, и я сидел в калошах… Мы ели вареники с клюквой, а вокруг нас стайкой бегали голые девицы… И чем больше они бегали, тем сильнее меня раздражал пьяный Цикенбаум… Ну, нет, сидеть в жару, на лугу в калошах, пить теплую водку с горячими варениками и разглядывать весело бегающих голых девиц!
Фу! Ну, не гадость, но как то чудовищно! Жара – горячая водка – сладости – и голые женщина – женщины – бабы – девки – девицы – девчонки – это просто какая то чудовищная смесь, придуманная профессором от скуки, и теперь вообще уже не думающим профессором Арнольд Давыдыч Цикенбаум лежал и ничего не делал, а его уже оседлывали эти самые голые бабы-девицы… Он, видите, решил повспоминать 19 век, и откуда он взял, что графы в жару надевали калоши и пили в 40 градусную жару горячую водку, заедая их варениками с клюквой?
Я ему и говорю, – А вы случаем не охренели, Арнольд Давыдыч?
А, он мычит, собака, любовь у него пьяная, видите-ли в декорациях 19 века!
Меня тоже хотели оприходывать, но я философ, я отбился, и мысленно, и духовно, я им просто сказал, что у меня другая пространственная ориентация! И эти дурехи заржали, точно молодые лошаденки, и тут же наскочили всем табуном на бедного Цикенбаума, профессора, который им всем уже поставил за это «отлично»!
Заговоренная дева, или Мощь вечной Любви
– Нужно быть готовым ко всему, если эти девчонки застанут нас врасплох, то обязательно изнасилуют, – прошептал Цикенбаум, тревожно отпивая водку из пластикового стаканчика…
– Но почему мы должны жить в постоянном страхе?! – вздохнул я, опуская руку в Оку… Вода в Оке была очень теплая и солнце ярко горело, но это почему-то не радовало…
– Страх, как болезнь! Она может толкнуть на любые необдуманные поступки! —
еще тише прошептал профессор.
А может нам куда-нибудь удрать, Арнольд Давыды?! – спросил я…
– Знаешь, я понял, что самая страшная болезнь – это любовь! – уже перестал шептать Цикенбаум, – и, кстати, от нее совершенно бесполезно скрываться! От нее никуда не убежишь!
