Кроме Европы есть ещё и Америки - Северная и Южная, изобильные не только пшеницей, но и кукурузой, и сахарным тростником. В Бразилии бензин разбавляется спиртом в отношении один к одному, что резко снижает его стоимость. По соседству, в Аргентине, в магазинах Буэнос-Айреса литровая бутылка пищевого спирта продается за семнадцать центов, и очередей не наблюдается. Поэтому оптового покупателя всюду встречают чуть ли не с оркестром. Особенно такого, которому надо заправить целый танкер водоизмещением в двадцать тысяч тонн.
Танкер приходит в черноморский порт Поти. Портовые, таможенные и прочие чиновники получают на лапу, а спирт из судовых танков перекачивается в емкости на берегу. Затем караваны автоцистерн развозят ценное сырье по легальным и подпольным ликеро-водочным заводам Северного Кавказа. Но, поскольку, такие объемы местные воротилы провернуть не в силах, примерно четверть привезенного спирта продается в центральные области России. За последние несколько лет, если верить более-менее официальным данным, только через порт Поти проследовало транзитом два миллиарда литров импортного спирта. А в течение года из-за контрабандного спирта российская казна недобирает около миллиарда долларов налогов и пошлин.
ВЛАДИКАВКАЗ-НА-ВОДКЕ
Солнце поднялось над горами. Его лучи быстро разогнали стлавшийся по ущелью туман и нагрели воздух. День снова обещал быть жарким. На дороге, прижимавшейся к скалам, выстроились машины. Одна колонна - сверху вниз, состояла из автоцистерн и грузовиков. Вторая, встречная, разместилась почти в долине. Главным образом её составляли легковые автомобили "официальных" марок - "волги" и "уазики". Между ними затесались БТР и военный "урал" с брезентовым верхом. Колонны разделяло огромное пятно выжженной земли, посреди которого скорчились останки "колхиды".
Большегрузный тягач после пожара словно уменьшился в размерах, усох, стал дырявым и щелястым. Рыжая от окалины цистерна лежала брюхом на асфальте, выжженном до гравия. В левом боку её чернела полуметровой ширины продолговатая дыра. Здесь цистерна лопнула по сварочному шву, словно рот разинула от удивления.
Вокруг толклось человек тридцать народу. Трое-четверо, похоже, были заняты делом: что-то промеряли, фотографировали, записывали, ковырялись пинцетами в спекшихся углях. Остальные, в высоких фуражках и шляпах, мешали этим, заглядывали во все щели и тыкали палками. Из раскрытой дверцы свисало нечто черное. В этой бесформенной головешке даже при самом большом воображении никто не узнал бы весельчака и баболюба Михо.
