Кожемякин вошел в лес, перебрался через лог на противоположную сторону и стал удаляться, все более поднимаясь в сосняк. Затем остановился, снял с Резидента груз и, спутав передние ноги ремнем, отпустил пастись. К утру можно остаться без гужевого транспорта. Ищи ветра в поле, а в лесу коня без ботала. Уведут на мясо. Но он не может кормить его с рук. Предки всегда так делали…
Кожемякин постелил на землю матрас, вбил по углам колья и, бросив на них сверху полог, торопливо забрался внутрь. Комары гудели снаружи, ища лазейки в человеческое жилье, и не находили.
Кожемякин устал. Тошнило, голова кружилась. Скорее всего у него было сотрясение мозга — результат удара по голове березовым колом. Рана запеклась, а марлевую повязку он сбросил еще утром, потому что голова от жары чесалась.
Через минуту он провалился в сон, обняв израильский «узи» и держа большой палец на предохранителе.
Утром его разбудил телефон. Кожемякину показалось, что прошла вечность и он проспал что-то важное. Все без остатка проворонил.
— Спим? — спросил все тот же вкрадчивый голос, и полковник вновь подумал о собственных пятках и о том, что они «нещадно чешутся». — Что молчим? — вновь спросил голос.
— Жду дальнейших указаний, — произнес непроснувшийся мозг. На часах было около восьми.
— Как насчет нашего уговора?
— Какого?
— Вчерашнего!
Голос начинал нервничать. Он торопился. И это было заметно. На него давили сверху, требуя отработать гонорар.
— Положительно, — ответил Кожемякин.
— Не забывай: твоя мать — в наших руках.
— Понимаю…
— Тогда в чем дело?!
— Я не готов. Разбита голова и тошнит. Обблююсь по дороге и попаду в вытрезвитель. Сейчас я принимаю лекарства и не способен правильно мыслить. Ведь предстоят переговоры и нужно быть разумным.
Голос взорвался:
— Какие на хрен переговоры! Называй последний срок и считай, что это наш ультиматум. Иначе получишь по частям свою старуху.
— Она не моя старуха. Она моя мама.
— Тем более! Думай быстрее, козел…
Из трубки доносился мелодичный перезвон.
— Следующим утром, — пообещал Кожемякин и спросил: — Куда подойти?
Однако ему не ответили и отключились.
Через секунду вновь телефон проверещал:
— Утром следующего дня жди звонка и подходи туда, куда тебе укажут. И не шути с нами, Толя…
— А если я подъеду?
— Что?
— Подъеду…
— Дело твое, полковник. Хоть подлетай. Но имей в виду: мамашка у тебя одна и другой такой не будет…
Полковник без них знал это и отключил телефон. Далеко за логом все еще раздавался мелодичный перезвон колокольчиков. Не тяжелых колоколов, а легких и малиновых. Звонили в церкви к заутрене. И звук разносился по окрестностям.
