Искренне тебя любящий друг
Николай Утлин.
Мысли молодого человека спутались. Завертелись в голове известные со слов Петрова сообщения телеграфистки и история в Ростове, и это страшное безрезультатное опознание трупа.
Успокойтесь, Борщевский. Посмотрите внимательно на число. 29/11… Ну, вот, и все ясно. Письмо написано за две недели до смерти.
«Вы знаете, что Николай Трофимович убит?».
Вспыхнула. Слезы на глазах платочком вытирает. Да, она знает… Это так ужасно… Что ж, конечно, теперь письмо не имеет значения, она так и думала… так боялась…
Да нет же, нет, тем более! Он примет в ней самое близкое участие… Особенно теперь, когда Утлин умер. Это письмо равносильно завещанию. Где она остановилась? Прямо с вокзала? А где же ее вещи? Маленький чемоданчик здесь в приемной, и это все? А деньги? Как, и это тоже все? А ела ли она сегодня что-нибудь, в таком случае?..
Бедная Валентина Степановна совсем смущена. Сейчас опять брызнут слезы. Искренне добрый и отзывчивый Борщевский, действительно, принимает самое близкое участие. У его квартирной хозяйки найдется свободная комната, а сейчас живо идемте обедать.
«Одну минутку. Я сейчас соберу кой-какие документы и мы спустимся за угол закусить в скромном маленьком ресторанчике, где я всегда завтракаю».
* * *
А утром того же дня, совсем ранним утром, еще до рассвета, тяжелый паровоз-декапод привез Брегадзе в Баку. Человек в фуражке с автомобильными очками принял от него портфель на мокром от росы перроне. «Все налажено, мы можем ехать прямо туда». Они прошли прямо через гулкий вокзал, и большой красный десятисильный мотоцикл «Индиана» со спокойной застекленной люлькой урча понес сквозь утренний туман легко покачивающегося на пружинящихся подушках Брегадзе по смутным улицам, за город.
* * *
Днем Петров, заранее условившись, заехал за профессором Стрешневым. «Ну что, профессор? Попробуем сегодня вашу черную магию?»
По той же дороге, где утром мчался Брегадзе, оливковое Торпедо Аз. ГПУ вздымает сухую белую пыль. Помощник коменданта Алиджалов в глубине души уверен, что гипнотизм профессора Стрешнева — сплошное жульничество. Слишком уже немагические глаза у маленького, почти седого человечка, беспокойно хватающегося за спинку переднего сиденья при толчках. Но, если бы профессор понял мысли подозрительного пом-коменданта, он бы добродушно рассмеялся, и если бы не 6о верст в час, охотно и обстоятельно объяснил бы, как далек гипнотизм от чего-либо сверхъестественного, и что в чуде чтения человеческих мыслей так же мало чудесного, как в любой алгебраической задаче.
