— Так ведь он все твердил, что иначе сойдет с ума.
— Вылитый Захонь! — одобрительно воскликнул старик.
— Но уж когда он попробовал поцеловать меня, я влепила ему такую пощечину — и не посмотрела, что рука в земле после огорода, — что на его нежном лице след так и отпечатался.
— Ого-го-го! — рассмеялся овчар. — И он не рассердился на тебя?
— Он подставил мне другую щеку. И сказал, что ему это очень понравилось и он теперь больше не будет умываться, чтобы не смыть следа от пощечины. Потом ласково распростился со мной да попросил приготовить хороший ужин — когда, мол, находится по лесу, то на обратном пути зайдет сюда. Ах, да вот и он сам!
Олей и Мати оглянулись; по склону холма спускался стройный охотник в сером камзоле с зелеными отворотами, в высоких по колено сапогах, с дорогим охотничьим ружьем.
— Добрый вечер, пастух! — произнес он, войдя во двор, и даже не притронулся к шляпе. — Ну как, моя голубка, готов ли ужин?
— Бог в помощь, — хмуро отозвался Олей, разочарованный отчасти тем, что гость оказался не Захонем, отчасти же недовольный таким принижением его титула. Если бы это случилось не у него в доме, то такое нарушение формальностей могло бы наверняка привести к весьма неприятным последствиям — ведь недаром он зовется овчаром: как-никак, а овчар возглавляет пастушью иерархию!.. А потом, для того ведь и шляпа человеку, чтобы было что снять с головы, когда в порядочный дом вступаешь. Но, ничего не поделаешь, пришлось проглотить все это — гость как-никак.
— Ужин готов. Мы только вас и ждали, — проговорила Аника и бросилась в дом.
Овчар подошел к гостю и протянул ему свою большую заскорузлую ладонь.
— Пойдемте в дом.
Комната сияла чистотой и опрятностью: три сундука, разрисованных тюльпанами по углам, несколько скамеек, один стул да стол, покрытый нарядной скатертью, составляли ее меблировку. Стену украшало изображение святого Венделя, небесного покровителя пастухов, рядом с которым в стройном порядке примостились и его земные спутники — кувшины и фляжки для палинки; однако самым главным украшением горницы было дымящееся блюдо на столе, дразнившее ноздри запахом пёркёльта с паприкой.
— Прошу откушать, да не стесняйтесь, будьте как дома, — пригласил гостя к столу овчар и подал ему самую большую деревянную ложку, — На троих нам хватит.
— Но нас-то четверо!
— Девица не в счет, барич. Ей если что останется, — и на том спасибо.
Охотник с жадностью принялся за еду и не переставал нахваливать:
