Самый большой лагерь создал в Верхней Силезии Рудольф Хесс — Освенцим (по-немецки — Auschwitz); его территория составляла 40 км>2, в него входило 39 рабочих лагерей. Рядом с Аушвицем, на территории 175 га, был построен концлагерь Биркенау — 250 примитивных бараков, куда со всей Европы свозили евреев. В год пика депортаций в Биркенау одновременно содержалось до 100 тыс. евреев>{300}; по размерам лагерь был небольшим городом. Число жертв Освенцима в специальной литературе оценивается по-разному — от 0,5 млн. (Курт Центнер) до 2,5 млн. (Януш Пикальневич), и даже до 4 млн. Эти оценки оказались сильно преувеличенными: в 1990 г. в СССР были открыты некоторые исторические архивы, и международному Красному Кресту стали доступны документы из Освенцима, захваченные Красной армией. Списки погибших в Освенциме насчитывали 86 тыс. человек>{301}, что, разумеется, не дает никакого повода для изменения общей моральной позиции по отношению к системе нацистских концлагерей. Со статистическим жонглированием миллионами жертв и всевозможными спекуляциями на этом давно пора покончить, ибо это нисколько не увеличивает масштабы трагедии, но побуждает к сомнениям и неуместным спорам о предмете, совершенно для того не подходящем.
Во время войны имя Рудольфа Хесса было известно немногим; Хесс был типичным функционером нацистского государства, действовавшим автоматически в установленном высшими инстанциями порядке. Он был исполнительным служащим: даже во время Нюрнбергского трибунала он искренне стремился помочь следователям (позже и в Польше, где его и казнили), с такой же старательностью он готовил и массовую гибель заключенных. Хесс был благодарен суду за возможность написания воспоминаний о своей жизни. Эти записи стали документальным протоколом совращения среднего немца нацистской псевдоморалью. Хесс не был уголовником, его нельзя причислить и к людям с ущемленным самосознанием, которые пытались компенсировать собственную ущербность принадлежностью к ордену избранных. Наоборот, явными его чертами было строгое сознание долга, неподкупность, любовь к природе, сентиментальность, добродушие, простота, высокие представления о морали и почти гипертрофированная склонность предъявлять по отношению к себе весьма жесткие требования, что, очевидно, было формой внутренней потребности в авторитете. Все эти человеческие качества сами по себе не плохи, наоборот, их обычно приветствуют, но в условиях извращенной идеологии и извращенного сознания эти качества также извращаются и обращаются в противоположную сторону. Как справедливо указывал Фест, в тоталитарной реальности содержалось все, что искала душа людей такого типа: простота действительности и мира (недаром Гитлер ставил себе в заслугу то, что он упростил слишком сложный для обывателя мир), противостояние добра и зла, ориентированная на высшие нормы и образцы иерархия ценностей и осязаемая, близкая и понятная утопия
