Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история | страница 7

. После восстания вдохновленных российским Октябрем спартаковцев, которое объединенными усилиями подавили социал-демократы и армия, за улицу, это новое поле битвы, начали борьбу добровольческие корпуса и вооруженные формирования политических организаций. Германия превратилась в «сумасшедший дом». «Страну трясет, — писал Гитлер. — Если бы житель Луны спустился на землю, то просто не узнал бы Германию. Он сказал бы: неужели это прежняя Германия?»

Для него, как и для всех остальных участников праворадикальных группировок, состоявших на тот момент из демобилизованных военных и членов былых политических партий, от которых остались одни осколки, вина за все происходящее лежала на тех разлагающих силах, что именовались марксистскими партиями и чья политическая риторика приводила его в бешенство еще до начала войны. «Они отрицали и отбрасывали все: нацию — выдумку капиталистического класса, понятие родины — инструмент буржуазии, созданный для эксплуатации рабочего класса, верховенство закона — способ подавления пролетариата, школу — призванную растить рабов, религию — средство лишить людей сил, мораль — основу глупого долготерпения, годного лишь для баранов, и т. д. Не осталось ничего чистого и святого, что они не изваляли бы в грязи!» («Майн кампф»)^>{6}.

В качестве разлагающих элементов, постоянно настроенных критически, он обличал также иностранцев, чужаков, которые еще в Вене «загрязняли чистоту немецкой расы». «Конгломерат рас, находившийся там, этническая смесь чехов, поляков, венгров, русинов, сербов, хорватов и пр., казался мне отвратительным. Не говоря уж о бацилле, разрушающей человечество, — евреях и снова евреях»^>{7}.

Потому-то, по его признанию, он и покинул Вену. Этот город вообще ассоциировался в его жизни с постоянными поражениями и неудачами. Там он два раза проваливался на вступительных экзаменах в Высшую школу изобразительных искусств. Там познал лишения, постигшие его как непризнанного художника, и вынужден был продавать свои акварельные рисунки, выдавая их за почтовые открытки. В Мюнхене, где Адольф продолжил свое прозябание, он мог, по крайней мере, дышать «чисто немецким воздухом» и в 1914 г. завербовался в баварскую армию^>{8}.

Однако дорогой его сердцу Мюнхен, как, впрочем, и Берлин, повидал ужасы революции. Ее певец, «бродяга, чуждый стране и расе», большевик Курт Эйснер, мечтал сплотить всех «благодаря правлению добра, но, поскольку считал, что Германия несет свою долю ответственности за развязывание войны», был убит, так же как в Берлине — спартаковцы Карл Либкнехт и Роза Люксембург.