Но не могу я – без тебя – и сгину точно!
На крыше долбимся, напились поздно водки,
Даже не помним, как сюда мы забрели,
Я дрожу в любимой точно в лодке,
Оторвавшей меня в небо от земли!
Мне грустно от того, что я устал
И касаюсь милой лишь губами,
О, как прекрасно трепетал в ней нежный фалл,
Жаль, нас разделят с нею разными гробами!
Мне одиноко, когда милая уходит,
Во тьме я глажу свой поникший фалл,
Все растворяется в таинственной природе,
И светлый день, в котором милой обладал!
Безумец – я, все отдаю тебе —
Свободу, счастье, сладость жизни,
И в твоем лоне, вновь в таинственнолй борьбе
Теряю разум свой за обладанье смыслом!
Напился водки, и безумно счастлив,
С тобой долбился на растаявшем снегу,
Наша девочка вздохнула лишь в коляске,
Я взял ее на ручки и пою!
Люблю тебя! – и повторяю это,
Каждый раз проникнув вглубь тебя,
Ощущаю в твоем теле лето
И волшебное сияние огня!
Секретаршу я люблю во всём.
Особенно весною в лучах солнца,
Из ее пещерки сладость льется,
Превращая землю в нежный дом!
В лесу распелся птичий хор,
Голубку обнимают нежно руки,
А в норке страстный перебор
Разносит сладостные звуки!
Растаял вой холодных вьюг,
И солнце сыпет вместо снега
Лучи в наш сладострастный круг, —
В подруге обнажилась нега!
У милой бьется громко сердце
У милой бьется громко сердце,
В нее бежит мой яростный ручей,
Так обожествляя лоно тверди,
В грядущее бежит Гиперборей!
Мы с секретаршею ушли из душных комнат,
И в расцветающем лесу весну нашли,
На свежей травке вскрикнув как ребенок,
Любимая воспела страсть любви!
У моей любимой растут крылья,
Поднимая меня в небо вместе с ветром,
Я люблю ее, пока еще есть силы,
И пока вся жизнь еще не спета!
Пришла, раскинулась весенняя распутица,
По дуновению подруга на ветвях,
Как птица райская со мною нежно крутится,
Собою растворяя весь мой прах!
Опять дышу в тебе, как загнанная лошадь,
Клубится пар от нас, кругом журчат ручьи,
И ощущая всю тебя, шепчу: О, Боже!
Дай снова радость сладостной любви!
Тьма звезд на небе светит нам,
Мне секретарша светит своей норкой
И сквозь слезы улыбается жена,
В кабинете спрятавшись за шторкой!
В тот миг, когда проник я в секретаршу,
Из-за шторки вышла вдруг жена,
И сверкнув глазами страшно,
Изнасиловала с нежностью меня!
Секретарша плачет, жена тоже,
Я водку пью один средь голых баб,
И ни слезинки на моей безумной роже,
Неужто Бог один лишь в этой жизни прав?
Прогнал жену, за ней и секретаршу,
С ярой злобой глядя на грешащий член,
Отрезать бы его, но только страшно, —
