В соседнем помещении Житника ждала бочка с холодной водой. В воде плавали гнилые листья и какая-то еще разная дрянь. Житник поморщился, отодвинул дрянь ладонью, ополоснул лицо, протер тело в тех местах, где оно этого требовало, и облачился в чистую рубаху. Водосборники в детинце не чистили со времен отъезда Ярослава – с прошлого лета. Странно – вроде бы Ярослав никому никогда не приказывал их чистить, а вот поди ж ты, при нем чистые были. Дело было, наверное, в том, что к потомку легендарного Рюрика, который, Рюрик, существовал ли, нет ли – неизвестно – холопы испытывали почти религиозные чувства. А Житник, будь он хоть тыщу раз посадник Константин, по общепринятому мнению – сын Добрыни, который, тоже по общепринятому мнению, происходил из этих самых холопьев, а со своими чего ж церемониться, к чему своим-то угождать.
Надо бы, подумал Житник, какого-нибудь холопа закопать живым в землю прилюдно. Да и вообще пора нагнать страху на всю эту новгородскую шушеру.
Он ведь так и сделал прошедшей зимой. Шесть недель ратники его хватали шумящих недовольных, изменников всамделишных и не очень, спьенов окрестных боляр. Некоторых судили, иных казнили без суда, иногда при народе. Но в какой-то момент Житник почувствовал, что перегнул палку, что дальше нельзя, да и поздно спохватился. Страх начал сменяться отчаянием, а отчаяние возмущением. Еще три-четыре дня, и дрожащие мелкой дрожью и бледнеющие от малейшего шума новгородцы сообразили бы, что терять больше нечего, и сожгли бы детинец вместе со всеми, кто там находился и отдавал приказы. Прибытие Ярослава с наемниками очень тогда помогло – внимание народное переключилось на новый источник бедствий. Теперь, спустя всего несколько месяцев, о зимних кровавых делах уже никто не вспоминал, кроме родственников погибших – все были заняты ненавистью к варангам. А водосборники тем временем засорялись. Единственными людьми, извлекающими из этого положения выгоду, были водовозы.
Житник выбрал средних размеров сверд и некоторое время провел в упражнениях, перекидывая оружие из руки в руку, делая повороты и выпады.
Все-таки есть в цивилизации что-то порочное, подумал он. Лет двести назад люди бы только смеялись, скажи им, что можно продавать воду. Вон сколько воды – полный Волхов. Но выросли потребности, частично потеряно понимание природы, люди стали селиться дальше от Волхова, а за водой к реке таскаться стало лень, и появились сперва колодцы. Стали потреблять больше воды – чаще мыться, чаще стирать, а к Волхову идти опять же лень, искали выход, и вдруг посадник Владимир, большой эстет, нашел, что нет ничего чище и слаще воды дождевой, и придумал эти самые водосборники. То есть, придумали за него, он только выразил пожелание. Какие-то италийцы придумали, вроде бы (в бытие свое посадником Владимир своим не доверял, считая их тупыми, да и вообще недолюбливал Новгородский Славланд, и считал только Русь равной Константинополю и Риму, а остальные славянские земли – землями второго сорта). Ненавижу ковшей, подумал Житник. Придумали, стало быть, водосборники, и с тех пор каждый зажиточный новгородец считает долгом своим святым пристроить водосборник к своему дому. И настолько все пристрастились, что, к примеру, в засушливое лето водовозам платят большие суммы, и мотаются они к Волхову и обратно, приставляют специальные полозья к водосборнику, заталкивают бочку наверх, опорожняют, спускаются, закатывают следующую бочку, и так далее. При этом сами водосборники нуждаются в постоянном уходе. Десятки плотников, смолильщиков, столяров занимаются обслуживанием водосборников в зажиточных домах, а те новгородцы, что победнее, жалуются на недостаток средств и невозможность содержать достойный водосборник – содержат кустарные. Зимой, в морозы, домовладельцы следят, чтобы в водосборниках не собирался снег, перекрывают их холстиной, поскольку лед, образующийся от легкой оттепели и последующего мороза, приводит водосборник в полную негодность. Некоторые водосборники выстилают жестью, которую нужно все время менять, чтобы вода не отдавала ржавчиной. В соседнем Пскове обходятся без всяких водосборников – и ничего, живут себе, хотя у псковитян есть свои причуды, свои цивилизованные порочные привычки.
