— Иллирэн, почему ты встал, тебе нельзя… — Что мне нельзя!?! Повелитель осекся, столкнувшись со мной взглядом. — Стражники сказали, что ты ушел…
Ах, эти остроухие мерзавцы заложили меня, стоило мне только скрыться за поворотом? Я им устрою! Ну, а пока…
— Что это такое?! — я поднял несколько прядей волос и позволил им медленно вернуться на место. — Я тебя спрашиваю, что ты со мной сделал?! Сейчас же верни, все как было.
— Иллирэн, успокойся. Боюсь, это невозможно…
— Боишься? Это ты правильно боишься! — Я медленно наступал на Повелителя, бесцеремонная тыкая его в плечо указательным пальцем. — Я теперь по твоей милости до конца своих дней буду остроухим чучелом?
— Ну, почему чучелом? — Повелитель медленно отступал, — по-моему, очень симпатичный эльф.
— Я не эльф!!! Я ненавижу эльфов!
— Иллирэн, я не хотел…
— Ты знал! Это все твой идиотский ритуал! Ведь так? Почему молчишь? Ты должен был сразу мне рассказать о последствиях! — Повелитель в последний момент перехватил мою руку, я, недолго думая, врезал ему левой, но не успел. Теперь эльф держал меня за обе руки, — Отпусти меня немедленно! Не смей мешать мне вымещать праведный гнев!
Обернулся, услышав звон бьющихся зеркал, да так и замер, зачаровано глядя на стеклянные брызги, неестественно медленно оседающие на пол. Некоторые из них долетали до нас, но тут же отскакивали от невидимой стены. Злость постепенно уходила, и с последним треснувшим зеркалом я, наконец, пришел в себя. Медленно перевел взгляд на Повелителя — он продолжал крепко держать меня. Слишком крепко. Я невольно вздрогнул: сейчас мою так старательно оберегаемую левую руку будет сводить жуткими судорогами.
— Отпусти, — сказал я уже почти жалобно. Эльф смотрел на меня расширившимися глазами и руки не выпускал. — Отпусти, я больше не буду драться.
Повелитель осторожно ослабил захват. Я высвободил обе руки, но боль так и не пришла. Медленно закатал левый рукав — ни одного шрама. Несколько раз резко сжал и разжал кулак. Никакой реакции. От волнения я покрылся холодной испариной. Слишком узкий рукав не хотел задираться выше, тогда я, не обращая уже никакого внимания на эльфа, побежал к единственному уцелевшему зеркалу в конце зала, на ходу стягивая с себя рубашку. Повернулся к треснувшему зеркалу правым плечом. Ни следа, на левом — тоже. Я, все еще не веря, провел рукой по левому плечу — идеально гладкая кожа.
— Жаль. — Клеймо единственное, что осталось у меня на память о ней. Чьи-то заботливые руки не дали мне упасть.
