Всемирный следопыт, 1930 № 02 | страница 72
— Эх, что бы мне раньше здесь расквартироваться! — подосадовал я. — Прекрасное водное место: можно мыть белье и пить во всякое время дня и ночи. А теперь уже поздно…
Я стал отходить от симпатично журчащего ручья и вдруг изо всей силы хватил себя по лбу:
— Эй, ты, инженер! Забыл элементарное географическое правило: ручьи-то куда впадают?! Не инженер ты — осел! — приговаривал я, больно теребя себя за уши.
Помню, я плясал, кувыркался, пел, хотя мой голос — козлетон форменный, и показывать его в кругу знакомых я остерегаюсь.
Дважды два — четыре. Ручьи впадают в речки, и ручей вывел как раз к поваленной пихте, от которой глухарка заманила меня в глушь.
Я закричал:
— Да здравствует жизнь! Брось свои шутки, тайга!
Скачала Акимыч мобилизовал все свое семейство для розысков моей персоны. Затем паника перебросилась в ближайшую деревню Акаточку,
— Слышь, анжинер потерялся!
— Ясно-понятно: звери заели!
— Хошь бы трупу его найти, а то все-таки человек…
Сибирячки ежедневно трусили верхом по таежной закраине.
Все это я узнал, когда прибыл благополучно на заимку. Первым делом я выспался (проспал восемнадцать часов), потом наелся — нет, не наелся, а налопался по-звериному, и весьма кстати в моей путевой аптечке нашелся флакон касторки — двойной прием.
Акимыч, увидав зияющий провал вместо пиджачной подкладки, спросил:
— Это от чего же?
Я не утаил, что подкладка принесена в жертву кулинарному искусству.
— Ученый человек, и такие глупые вещи! — сказал Акимыч. — Ведь и без закопки на огню обжаривается дичина. Ще скуснее бывает. Каб я ваш отец, так веревьем отвозил бы вдоволь. Красоточка был пиджачок, не носить — любоваться, а теперь что? — драная кошка.
ЧЕГО НЕ ЛЮБИТ ДЕЛЬБОН
Рассказ Ал. Смирнова
От лагеря нашей экспедиции до становища тунгуса Кульбая было не больше километра. Вечером, когда оканчивались наши работы, я нередко заглядывал на огонек тунгусского костра. Кульбай был словоохотлив и довольно сносно говорил по-русски, а в моем блок-ноте всегда находилось место, чтобы записать его рассказы.
Обычно, когда я подходил к становищу, моим глазам представлялась одна и та же картина: Кульбай, поджав под себя ноги, неподвижно сидел у огня, похожий на каменное изваяние, а вокруг него, точно жрицы перед идолом, суетились женщина хлопоча над котлами с ужином. Но в этот раз роли переменились: Кульбай сам возился с ужином, а женщины молча наблюдали за его работой. Это значило, что в котле варится таймень, ибо только в этом случае тунгус при наличии женщин берет на себя заботы по приготовлению пищи. Таймень считается тунгусами священной рыбой; прежде чем положить его в котел, надо проделать целую церемонию, совершить которую должен обязательно мужчина.