Всемирный следопыт, 1926 № 12 | страница 36
Мы, в полном отчаянии, принимаемся снова звать.
На крики он снова выходит на берег и меланхолически спрашивает:
— Цаво?..
— Батьку-то позови.
Парень, точно нехотя, оборачивается к виднеющемуся из-за куста шалашу и кричит:
— Тять, а, тять, беглые клицут.
Выходит мужчина в серой домотканной одежде, с большим топором у пояса.
Переговоры наши длятся недолго. Через час готов плот, и мы уже сидим на том берегу у костра Павла Тимофеевича Серавина, крестьянина деревни Ржаницинской. Он пришел сюда накануне косить. Пришел косить? Значит, деревня рядом? — Ничего подобного, до деревни отсюда 12 верст напрямик, а, если рекой итти, берегом, так на два дня пути хватит. А сено здесь косят с тем, чтобы зимой, когда замерзнут болота, вывезти его на санях. Теперь же «приступу» к нему нет никакого.
Павел Тимофеевич говорит много и быстро, но понять я могу очень немногое. «Ч» вместо «Ц», а «Ц» вместо «Ч» путают ухо.
Канищев сразу же занялся своей излюбленной темой. Расспросив крестьянина кое-о-чем, он меня посвящает в историю этих краев:
— Здесь никогда не было крепостного права. Теперешняя Северо-Двинская губерния, а прежде Вологодская сохранила все черты оригинальной русской северной культуры.
— Это вы верно, — отозвался хозяин, — крепостного права здесь никогда не бывало. Только вот прежде по Вычегде здесь все сидели Строгановы. Но мы все равно были вольными.
Отдохнув немного, мы идем. Впереди — наш новый хозяин с огромным берестяным коробом на спине, в хвосте его сын, в такой же, как отец, домотканной одежде и с таким же длинным топором на боку. Мы уже видали, с какой необычайной ловкостью орудовали они этими длинными топорами: потребовалось не больше часа на то, чтобы навалить леса для плота, очистить его, приготовить вязку и все остальное. И носят они топор не за поясом, как в средней России, а на особом железном крюке на боку. Видно, что готов он к действию каждую минуту.
Идем ускоренным шагом всю остальную часть дня. Павел Тимофеевич, лавируя между деревьями по едва уловимому следу, выходит к огромному болоту. Его мы пересекаем по проложенным на расстоянии двух-трех верст бревнам. И прямо диву даешься: там, где мы с трудом пробираемся, балансируя с двумя жердями на скользком бревне, проводник легко идет, с одной палкой, уверенно ступая широкой подошвой своих кожаных кот. Обувь прилажена к этой ходьбе, свободная, широкая, без голенища, на широких ремнях, привязанных к икре.