Трудно было только разобрать временами, старик ли любил приврать, или же сибирская быль так походила на фантазию.
«… Таким-то вот манером! и пришлось мне из мещан сделаться сибирским поселенцем, да еще беспаспортным. Взял меня к себе в работники богатый чалдон. А паспорт я, грит, тебе справлю, не твоя забота. Купил у писаря в волости мне паспорт, и стал я поселенец Ефим Лапша, Смоленской губернии, а уезда какого, уж не помню. Паспорт старый, что называется „на ять“. А до меня еще какой-то поселенец по нему жил. Только попали мы о паспортом в беду. Приезжает однажды становой.
— Хозяин, я около твоей заимки проезжал, сто рублей обронил. Пошли-ка твоего работника, пусть поищет.
Ну, значит, дать сотенную надо. А хозяин на дыбы, — паспорт справный, за что платить сто целковых?
— Нет ваших ста рублей, смотрел. Верно обознались, в другом месте где обронили.
— Как в другом? Я! Обознался? — позеленел становой от злости. — Позови-ка работника, что искал.
Позвали меня.
— Ну-ка, сахар, подойди поближе! — Схватил меня, подлец, за усы. — Как тебя зовут?
— Ефим Лапша.
— Где твой билет?
Подал я… Посмотрел он, и, вижу, затрясло его всего, хохочет… Так хохочет, аж складки по морде пошли. А морда толстая, как у сома. Даже на стол лег, завизжал по-свинячьи. Хозяин за водой побежал.
— Сколько тебе лет, мерзавец?
— Вам виднее, вы человек грамотный. В паспорте прописано.
— Так ты Ефим Лапша?
— Я.
— Ах ты, старый хрен! И ты до сих пор жив?
— Как видите. — А сам думаю: „С чего он меня старым хреном величает?“. Мне в ту пору под сорок было, седого волоса не видать.
— И работаешь, говоришь, ничего?
— Ничего, работаю. Отчего мне не работать?
— Ты, чай, глух, слеп.
— Нет, здоров и за зверем в лесу хожу, — удивляюсь я.
Он опять в хохот, а меня дрожь взяла. И хозяин, вижу, не в себе.
— А знаешь ты, по паспорту выходит сколько тебе годов? — Сто пятьдесят…
Так я и сел, маменька. Хозяин попятился даже. А становой встал, похохатывает, взял его за бороду и душевно так подергивает.
— По рублику за год заплатишь. За науку.
— Помилуйте, вашство, за что же?
— За Лапшу. Дорогое оно кушанье. Не держи работника ста пятидесяти лет…»
Англичанин от смеха едва мог писать.
— Однако, что-то сильно стало покачивать, — заметил профессор.
Действительно, в конце рассказа судно несколько раз сильно качнуло.
— Ну? — нетерпеливо обратилось несколько голосов к рассказчику.
— Ну, и уплатил, хотя не сразу… А по этому паспорту потом, когда рассмотрели, оказывается, человек пять переселенцев до меня жило. Помрет, паспорт сдадут в волость, а писаря его опять в оборот. Так и вышло, что Ефиму Лапше стукнуло полтора века, а он все живет. Да, у нас в Сибири чего не бывало, — хвастливо засмеялся Лапша. — В Охотске исправником был немец Кох. Так он сам говорил: «На небе бог, а в Охотске Кох». И правда…
