Всемирный следопыт, 1926 № 10 | страница 81

С этим охотником — Емельяном Шугаевым — я познакомился недалеко от таежной закраины: там, где сибирская речка Урюп, хрустально прозрачная, то скрывается под тенью кедров, то блещет незатененная — шепчет лесные сказки рослой, цветистой прибрежной траве,

Емельян косил у берега, Мужики из деревни Акаточки мне указали:

— Вон он. Прямо подходи к нему, паря, и говори: пойдем на охоту.

— Да ведь он косит. Нельзя от дела отрывать.

— Покос для него дело последнее, — сказали мужики, — охота, — вот первое дело. Как заговоришь про охоту, сейчас он косу забросит; хватится за ружье…

Мне вспомнилось: однажды, в Тверской губернии, до сумерек предрассветных я постучал к своему большому приятелю — деревенскому сапожнику и охотнику. На стук мой приятель выскочил злой, словно поднятый с берлоги медведь.

— Чорт окаянный! — заорал он на меня. — Перед покосом взбудил, чорт. С чего тебе возжа под хвост заскочила? Ай не мог часок подождать, покуда — утро?

Вспомнилось это, и к Емельяну я подошел осторожно.

— Мне говорили, что вы можете… — начал я.

— Ну, да-к что ж. Сейчас собираюсь. Марья! — крикнул Емельян, — пришел твой черед: докашивай.

Из Емельяновского шалаша вылезла Марья — крупная, могучая женщина, — беспрекословно взялась она за косу, а ее мужик — берданку на плечо и зашагал.

Моя собака Динка натаскана на подмосковных полях. Динку я пустил в поиск по притаежной лесостепи.

Несколько шагов, — застыла собака,

— Пиль!

Срывается нетерпеливый выводок. Стреляю — одного взял. Сделал круг, Динка — опять: мертвая стойка; снова тетеревей бью. Еще круг, еще стойка. Только что выводок разгонишь, — по другому стоит.

Смотрит мне в глаза Динка, и на выразительной собачьей физиономии написано:

— Что за сумасшедшая местность?!. Здесь нет покоя от дичи!

Обвешался я тетеревами, ягдташ до отказу забит, — Емельяна спрашиваю:

— Куда мне этакую прорву девать?

— Ты, паря, случаем, не охалпел? — говорит Емельян, — или порядков здешних не знаешь. За твоей дичиной сами приедут. Знай, бей да таскай. Уже потаскать — верно: придется.

Оказалось — да, это работа: таскать!..

В своем погребе Емельян раскладывает всю добычу, делит ее на две равные части:

— Это твое, это мое. Так, что ли?

— Ничего не имею против, — говорю я.

— Ну вот, сошлись мы, значит, по-дружески. У тебя, конечно, ученый пес, но харчи мои тебе будут. Не обидно?

— За харчи, Емельян, я согласен платить.

— Не возьму, — мы по-дружески. Имеешь ученого пса, какой может быть разговор.