Жан-Габриэль не проронил ни слова, но Франсуаза знала, что он разделяет ее страхи. Он боялся этого возврата к прошлому, показа небольшого кусочка их жизни, этого запечатленного на кинопленку фрагмента их существования.
— Как же это было давно, — прошептал он, словно отвечая Франсуазе.
— Слушая вас, можно подумать, что речь идет о временах немого кино! — заметил Тони.
Потом он весело добавил:
— Вы так боитесь встречи со своими воспоминаниями?
— Может быть, — в один голос ответили Франсуаза и Жан-Габриэль.
Они переглянулись, натянуто улыбаясь, значение этой улыбки Тони понять не мог.
— Надеюсь, вы не разразитесь рыданиями, — продолжил Тони, освобождая журнальный столик от разбросанных журналов по декоративному искусству.
Он объяснил Франсуазе смысл мини-уборки.
— Я решил организовать небольшой пикничок, так будет веселее смотреть ящик, идет?
— Да, конечно, — согласилась она.
И посмотрела в глубь комнаты, ища глазами телевизор, ожидая найти его на привычном месте — на комоде в стиле Людовика XIII.
Но телевизор и комод исчезли, их сменила картина.
— Где же аппарат?
Удовлетворенно улыбаясь, Тони нажал на кнопку. Картина сдвинулась, подобно двери сейфа, открыв нишу, в которой стоял телевизор.
— Хитро, — заметила с раздражением Франсуаза, всегда проскальзывавшем в адресуемых молодому человеку комплиментах.
В меню «небольшого пикника», устроенного Тони, была зелень, холодная курица, фаршированная зеленым горошком, и заливное с грюерским сыром. Пользуясь возможностью отвести душу, Франсуаза ела с аппетитом, думая, что Тони и Жан-Габриэль не будут удивлены. Ведь они не обязаны были ее приглашать. Впрочем, она, быть может, тенденциозно преувеличивала их скупость.
Они ужинали, изредка поглядывая на экран, где шли новости, затем диктор объявила о фильме Жан-Габриэля Эрналя.
Весьма возбужденный, Тони поспешил приглушить свет. В полумраке они устроились на диванчике с сигаретами, узкими хрустальными бокалами и бутылочкой шампанского под рукой.
Экран заполнили титры. У Франсуазы к горлу подступил комок.
— Кажется, копия в хорошем состоянии, — заметил Жан-Габриэль после начала фильма.
Тони вежливо воздержался от замечаний. Он хранил молчание до первого появления молодой брюнетки нежного и хрупкого вида.
— Роскошно! — воскликнул он.
(Роскошно и роскошь являлись лейтмотивом начала их разговора с прошлой осени.)
— Как же ее звали?
— Лена Лорд, — подсказал Жан-Габриэль, прочистив горло.
Франсуаза не могла произнести ни слова. Ее собственный образ десятилетней давности взволновал ее не меньше, чем образ Лены. Она даже не заметила катившихся по щекам слез, не зная сама, оплакивала ли она Лену Лорд, или саму себя.
