Внезапно я подумала, что уже два месяца ничего не читала…
Когда мы подъезжали, нас встретил патруль. Декурион Хью переговорил с их главным, и нас проводили за крепостные стены.
* * *
Как только мы въехали, опережая нас, верхом на лошади помчался гонец с вестью о возвращении.
Оказывается, уже готовили вторую группу, но Оракул сказала, что скоро все разрешится само. Так и оказалось.
— Сам Вечный Император пожелал возглавить отряд, — рассказывал один из стражников.
Ну и ну! Столько чести — мне одной? Не верю. Почему? Ответа я не находила. Я знала, что Император отчего-то интересуется мной. Но чтобы настолько? Рисковать собой ради моего спасения… Вопреки расхожему мнению, он тоже был смертен и мог умереть насильственной смертью. И сотни неудачных покушений — тому пример.
Наша взмыленная и грязная компания наконец добралась до городской управы. Не успели мы подъехать, как навстречу с радиальной улицы вылетело несколько скакунов. Во главе был сам Император Джедия в светлых парадных одеяниях и золотых фибулах, придерживающих плащ с двух сторон. Казалось, он сорвался с места посреди какого-то торжества или приема. Его окружала аура власти.
Бледный, с лихорадочным румянцем на скулах, горящими темными глазами под ровными дугами бровей и строго сжатыми губами, знакомым тонким носом с горбинкой… Эта картина, казалось, навеки запечатлелась в моей памяти.
«И все-таки — похож!» — кольнула сердце предательская мысль.
А Император резко осадил своего скакуна рядом со мной, неверяще глядя на меня, словно не узнавая под многодневным слоем грязи и пыли. А потом перегнулся, снял меня с лошади и усадил в седло перед собой.
— Жива!
Меня разместили во временной резиденции Императора, в роскошном здании на окраине города, принадлежащем отставному военному, господину Гальего. Тому самому, с которым я раскланивалась на том достопамятном приеме у герцогини и даже немного потанцевала…
Он с трудом узнал меня, но когда узнал, не сдержал удивления. Отставной военный, он говорил, как есть. Но чаще многозначительно молчал, хотя его мнение и так было ясно. Похоже, моему императору это даже нравилось.
Господин Гальего не одобрял присутствие в доме посторонних, хотя и не высказывал в открытую недовольство самоуправством Императора. Впрочем, когда меня отмыли и переодели, он сменил гнев на милость.
Его сын тоже меня узнал. Он повзрослел и, как я узнала от него, даже участвовал в недавнем военном конфликте с Тета. Внешне он все тот же, но робость ушла, и он теперь больше напоминает отца. Сильные переживания закаляют личность.
