Еще в дни подготовки нашей экспедиции мне несколько раз пришлось, наблюдая за Леонаром, замечать, что этот человек буквально играет с окружающими. И умеет обводить их, как говорится, вокруг пальца, морочить, двигать ими, как пешками, заставлять плясать под свою дудку. Но только тогда, когда это еще не надоело. А час спустя на лице Леонара ясно видишь выражение пресыщенности игрой. Одного он заставил высказать грубое невежество, сесть, как говорится, в лужу, другого неисповедимыми путями и способами принудил совершить крупную непростительную некорректность. Третьего, которого все окружающие считали за умницу, заставил высказаться, и все увидели, что у умницы только умная маска, а на самом деле он непроходимо глуп. Встретившись с каким-нибудь чванящимся субъектом, Шарль Леонар оживлялся, принимался за свою жертву — и от пышного хвоста индейского петуха начинали лететь перья, покуда сам чванливый петух, ощипанный начисто, не догадывался, что он, петух, сделался общим посмешищем, и тогда стремительно спасался бегством.
И при этом никто из окружающих ни в чем не мог ни упрекнуть, ни даже заподозрить Шарля Леонара в малейшей некорректности. Просто как-то само собой выходило, что в присутствии француза сразу срывались ловко прилаженные маски, линяли, пестрея краски маскарадных костюмов, падали перья.
А потом Шарлю надоедала игра с окружающими, одураченными им, и он бесцеремонно бросал их, предоставляя им собственными силами выкарабкиваться, выползать из той лужи, куда они уселись при его благосклонной помощи.
Мало-помалу мною овладевало странное чувство: я начал, казалось мне, понимать, что такое этот кажущийся чуть ли не ничтожеством француз с красивым бледным лицом, скучающим взором, с легкою речью и обворожительными манерами? И как-то раз, после очень рискованной штуки, проделанной Леонаром с одним американским «ровди», забиякой и дуэлянтом, которого француз в моем присутствии с самым невинным видом поставил буквально в невыносимое и, главное, безвыходное положение, я набрался духу и заговорил с Леонаром, сказав, что я начинаю бояться его, что, по моему мнению, он морочит всех нас, в том числе и меня самого.
— Вас, мистер Шварц? — лениво улыбнулся он. — О, нет! Вас я уже давно оставил в покое. Но, признаюсь, мне-таки пришлось повозиться с вами!..
— Со мной?
— Ну, да! Только не обижайтесь! Право же, я к вам чувствую симпатию. Мне просто хотелось разгадать вас, что я и сделал. Теперь я отлично знаю все ваши особенности, и мне прямо-таки нет смысла, как вы выражаетесь не совсем точно, морочить вас.
