Сразу же сорвался с работы, сел в машину и гнал, как только мог, говоря себе, что с ней что-то не так. Должно быть, побочное действие лекарств, которые выписал ей врач, – или, может, скорби и тоски, которые бушуют в ее сложном, хрупком организме.
И все же не поэтому он ехал так быстро, не поэтому едва не споткнулся о болтающийся ремень безопасности, когда выскакивал из машины.
И не поэтому, увидев, как она лежит на животе лицом к нему и улыбается, почувствовал, что его разорвет надвое, если он не возьмет ее. Не возьмет сейчас же, на этом самом месте: чтобы только скрип кровати под ними и ни звука, ни стона, но в полутьме спущенных жалюзи – блеск ее белых зубов между разомкнутыми губами.
Все это было как-то нехорошо, неправильно, но он не понимал, в чем дело. Он знал ее – и одновременно совсем не знал. Это была Лори, но Лори из далекого прошлого. Вот только другая.
Постоянно названивали журналисты. Двое, казалось, вообще поселились в их квартале. Окопались там с самого начала, но потом вроде бы исчезли, переключились на другие новости.
Они вернулись, когда в Сети появились кадры, на которых Лори выходила из тату-салона «Магнум». Кто-то снял ее на сотовый.
На ногах у нее снова были красные ковбойские сапоги, на губах – красная помада. Она шла прямо на камеру.
В газетах эти фото напечатали под заголовком: «Материнское горе?»
Он разглядывал татуировку.
Слова «Mirame quemar»[7], написанные затейливым почерком, лентой вились вокруг бедра.
Они занимали как раз то место, где была растяжка. Она всегда прикрывала ее ладонью, когда стояла перед ним обнаженной.
Он разглядывал татуировку в темной спальне, и только из прихожей сочилась полоса света. Лори двинула бедром и принялась поворачиваться, чтобы он провел пальцами по всей ее длине.
– Мне нужно было, – сказала она, – нужно было что-нибудь. Чего можно коснуться. Что напомнит мне, кто я… Тебе нравится? – прошептала она ему в ухо. Казалось, чернила на ее бедре движутся.
– Нравится, – сказал он, накрыв татуировку пальцами. Его слегка подташнивало. Ему в самом деле нравилось. Очень нравилось.
В ту же ночь, очень-очень поздно, ее голос выдернул его из глубокого сна.
– Я даже не знала, что она у меня будет, а потом она появилась, – говорила Лори, уткнувшись лицом в подушку. – И я даже не знала, что ее не станет, а теперь ее нет.
Ее зажмуренные глаза были перепачканы несмытым макияжем.
– Но, – голос зазвучал резче, напряженней, – она всегда делала что хотела.
