Хотя час для шуток был выбран не очень удачно, она не рассердилась, смеясь, завела часы и отослала.
От шуток и дурачеств легко переходили к спорам, делились опытом, а чаще возвращались к рассказам о великих мастерах сцены. Вера Федоровна любила их больше всего: они заменяли ей школьные уроки.
Иван Платонович Киселевский учил молодых искусству не теряться на сцене ни при каких условиях.
Здесь же, в Новочеркасске, Киселевский стал свидетелем сценической находчивости своей ученицы.
Начались рождественские праздники. Спектакли шли дважды в день — утром и вечером. Пришлось играть пьесу, только что вошедшую в репертуар. Ни один актер, кроме Комиссаржевской, не знал своей роли. При своей огромной памяти Вера Федоровна помнила без труда и слова и реплики всех действующих лиц. Заметив, что актеры путают текст, она не растерялась и стала шепотом всем подсказывать. Пьеса сошла без скандальных неловкостей, но по окончании спектакля Вера Федоровна заметила:
— Ну, господа, это утомительнее, чем сыграть две пьесы кряду!
Киселевский ответил смеясь:
— Ну зато, милая Вера Федоровна, если кто еще сомневался в вашем даровании, то после сегодняшнего спектакля преклоняется перед вами навсегда.
Вера Федоровна не раз своею находчивостью и самообладанием выручала товарищей из беды.
В эти счастливые дни артистической юности и успеха Вера Федоровна часто принимала невеселую актерскую действительность романтически, по-детски. с наивной верой в возможность создать настоящий театр актера. После многолетней душевной боли, неверия и отчаяния она была счастлива медленно зарождавшейся в ней и теперь захватившей ее целиком новой привязанностью к действительности.
Крупным, почти ребяческим, ломающимся почерком с недописанными словами Вера Федоровна писала из Новочеркасска одному из своих друзей:
«Вспомните те кусочки моей жизни, которые вам известны, поймите, что слишком долгое время была я во мраке, который душил, давил меня, слишком долго бросалась я всюду, ища забвения и не находя его, так как его можно найти лишь в том, что будет хоть немного говорить душе. И вот я нашла цель, нашла возможность служить делу, которое всю меня забрало, всю поглотило, не оставляя места ничему».
При таком отношении к захватившему молодую женщину делу провинциальная действительность со всеми ее темными сторонами — интриганством, сплетнями, отсутствием духовности — оставалась для Комиссаржевской в стороне. Напряженная работа в театре обогащала ее огромным опытом, сценической техникой, помогавшей ей не играть, а жить на сцене.
