За время первой мировой войны он не получил никакого повышения в чине и ничем не отличался от прочих военнослужащих. Тем не менее в 1919 году его отобрали в ряды рейхсвера и назначили на службу в административный отдел Комиссии по мирному урегулированию, вне всякого сомнения, потому, что Долльман говорил по-французски и по-английски и обладал талантом нравиться окружающим. В личном деле Долльмана мало что может объяснить, почему он сделал блестящую военную карьеру, за исключением того, что он был экспертом по дальнобойной артиллерии, обладал хорошими административными способностями и знал, как обходить политические проблемы, существующие в любой армии, но процветавшие именно в армии Веймарской республики и "третьего рейха"
Тот факт, что Долльман проходил службу в Мюнхене (колыбели нацизма) с 1923 по 1933 год, без сомнения, позволил ему войти в контакт с нацистами и, может быть, это ускорило его дальнейшее продвижение по службе. Во всяком случае, к февралю 1930 года Долльман уже был оберстом и начальником штаба 7-го военного округа, а 1 февраля 1931 года принял командование 6-м артиллерийским полком. Полтора года спустя он получил должность командующего артиллерией округа и заместителя командующего 7-й пехотной дивизии в Мюнхене. 1 февраля 1933 года Долльмана назначили инспектором артиллерии Министерства обороны в Берлине. 1 октября 1932 года он получил чин генерал-майора, а ровно год спустя генерал-лейтенанта.
Хотя Долльман и не состоял в НСДАП, он сумел разглядеть, куда дуют политические ветры, и сделался заметной фигурой в налаживании хороших отношений между армией и нацистской партией в самые первые дни гитлеровского режима. Отчасти в результате этого 1 мая 1935 года он был назначен командующим 9-го округа в Касселе. Из штаб-квартиры военного округа, имевшего статус армейского корпуса, он рассылал директивы, в которых подвергал критике тех членов, офицеров, которые противостояли идеологии нацистской партии.
Он открыто и вполне официально поносил офицерский корпус за недоверие, существовавшее между партией и армией, и писал, что "офицерский корпус должен доверять представителям партии. Взгляды нельзя подвергать сомнению или отвергать"{24}. Он требовал, чтобы в офицерских столовых висели портреты фюрера, а портреты Кайзера были сняты со стен. Более того, женам офицеров надлежало активно участвовать в деятельности женской национал-социалистской лиги, а немногие штатские, приглашаемые выступать с речами на торжественных армейских церемониях, должны были быть национал-социалистами{25}.
