О том, как бедствует Костриков, инспектор и понятия не имел. Но именно по его просьбе педагогический совет дал Сереже пособие. Позднее, обнаружив, что его безденежье во время болезни не было случайностью, преподаватели свели Сережу с Обществом вспомоществования. Он написал коротенькое прошение, а от унизительных объяснений, от обследований Жаков и Широков его избавили. Жаков, представитель училища в правлении Общества вспомоществования, узнав, что стипендия Сережи идет в уплату за квартиру, исчерпывающе вывел на прошении:
«Очень беден, ничего не получает. На что живет — неизвестно».
Широков добавил:
«Заслуживает пособия».
Общество постановило выдавать Кострикову по пяти рублей в течение трех месяцев.
С тех пор его поддерживали пособиями.
Все же было еще горше, чем в приюте. И не потому, что приходилось перебиваться с гроша на копейку. За простейшее желание — учиться — расплачивался Сережа ещё более ощутимой, чем в Уржуме, зависимостью от благотворителей. В душе подростка, переступающего порог юности, это отзывалось болью, возмущением. Есть тому немое свидетельство. В 1902 году передовое издательство «Знание» выпустило сборник популярного тогда писателя Скитальца «Рассказы и песни». Сережу очень тронуло открывающее книгу стихотворение «Колокол»:
Я — гулкий медный рев, рожденный жизнью бедной,
Злой крик набата я!
Груб твердый голос мой, тяжел язык железный.
Из меди грудь моя!
И с вашим пением не может слиться вместе
Мой голос: он поет
Обиду кровную, а сердце — песню мести
В груди моей кует!
Из грязи выходец, я жил в болотной тине,
Я в муках возмужал.
Суровый рок меня от юных дней доныне
Давил и унижал.
О да! Судьба меня всю жизнь нещадно била.
Душа моя в крови…
И в сердце, где теперь еще осталась сила,
Нет больше слов любви!
Я лишь суровые слова и мысли знаю,
Я весь, всегда в огне…
И песнь моя дика, и в слово «проклинаю!»
Слилося все во мне!
Сережу привлекло и предпоследнее в книге Скитальца стихотворение «Алмазы»:
Нас давят! Лежим мы века,
Закованы в тяжкий гранит!
Гнетут нас и тьма и тоска,
Не знаем, как солнце горит…
Всегда мы тоскуем о нем…
Живит нас о солнце печаль:
Мы злым засверкали огнем
И сделались тверды, как сталь!..
Оба стихотворения Сережа выписал в ученическую тетрадь и очень берег. Их потом пощадили и обыски, и аресты, и тюремные отсидки. Листки из этой тетради, чудом уцелевшие в годы подполья, Киров хранил и в советское время, хотя многое другое, казалось бы, более ценное, вроде подлинников дореволюционных статей, давно уничтожил.
