Быть может, у Кирова вместе с передовыми взглядами перенял он черту, снискавшую ему известность и расположение балкарских тружеников: уравновешенность, много раз позволявшую примирять аулы в родном Хуламо-Безенгийском ущелье. Октябрь вывел Калабекова на дорогу общественной жизни, он целиком отдал себя людским нуждам. На съезде его избрали в военную секцию как человека, который искренне желает добра всем терским народам и ни за что не согласится применить оружие во зло.
Друзья предостерегали Солтан-Хамида от участия в мирной делегации, говоря, что слишком опасно связываться с разгневанными осетинами и ингушами, у них свои нравы и повадки, Солтан-Хамид коротко возражал: где бы ни был он, в каменных ли стенах съезда или в окопах, печаль его все равно не уймется, пока без вины льется кровь.
Проводником-переводчиком вызвался послужить осетин Чермен Васильевич Баев. Выходец из Ольгинского, он еще в детстве исходил все тропинки, лощинки, ложбинки и вокруг своего селения и вокруг Базоркина.
По просьбе Кирова оба селения прервали бой. Условились, что начальные переговоры с враждующими проведут в нейтральной зоне, в поле. Когда же мирная делегация направилась туда, в поле, разделяющее окопы, по ней открыли огонь.
Это было неслыханно, неприкосновенность парламентеров и тем паче третьих лиц, не принадлежащих к неприятелям, — обычай, освященный веками, а горцы чтят обычаи строго. Полагая, что произошло недоразумение, Калабеков, медленно ехавший верхом на коне, размахивал развернутым белым флагом, Киров с Баевым высоко подняли белые платки. Стрельба продолжалась. Упал белый флаг — пуля сразила Калабекова. Конь ускакал. Калабекова осторожно положили на межу, пытались перевязать рану, пытались вернуть ему дыхание, но помочь было уже нельзя. Он скончался. Стрельба провокаторов не прекращалась.
Выбравшись из полосы огня, Сергей Миронович и не думал возвращаться на съезд ни с чем.
Не занимать было отваги и Чермену Баеву, прекрасному человеку трагической участи. Как революционер, он еще юношей сидел в тюрьмах по доносу родного брата Гаппо Баева, юриста, владикавказского городского головы. Другой брат, Дзандор, царский полковник, долго таил злобу против Чермена и в 1919 году выместил ее так, как не всякий профессиональный палач решится. Терскую область захватывали белогвардейцы, и Чермен Васильевич защищал от их банд осетинскую бедноту заодно с большевиками. Большевиком он не был, но, по словам Кирова, понимал, что вне советской власти нет спасения ни революции, ни горцам. Зимним днем белоказаки арестовали Чермена Баева, раздетым и разутым погнали в поле и с благословения брата Дзандора застрелили, после чего — возможно, еще живого — облили керосином и сожгли.
