Пока еще безымянный подросток потянул ее за рукав.
– Бабушка, а мне скоро?
– Скоро. – Кивнула бабушка. – Скоро я тебя посвящу… Только надо будет найти того, кто даст имя. У тебя же сейчас ни учителя, ни отца. Но ты не беспокойся. Либо мы найдем, либо камень сам разберется.
– Бабушка, а как это бывает?
– Ты его потрогаешь и поговоришь с ним.
Внук молча смотрел на бабушку огромными глазами.
– Ты чего?
– Но я же его трогал…
– Да ты врешь, медная стружка!
– Никакая я не медная стружка! Я – Этин.
– То есть как? – бабушка схватилась за сердце. – Он тебе уже и имя дал? И ты мне ничего не сказал?
– А ты у него спроси…
Она потянулась надрать ему вихры, чтобы не врал, но внук отскочил.
– Нетушки! Я уже взрослый! Чанка-песчанка!
– А вот я тебе, чтобы не обманывал старших! – сорвалась со скамейки бабушка и ринулась за неслухом. – Вот я тебе!
– Нетушки-нетушки!
«Тихо вы…» – послышался хриплый, негромкий голос. Голос шел ниоткуда, но бабушка его хорошо знала.
– Да хоть ты ей скажи! – заорал несправедливо обиженный внук. – Ну скажи ей! Нельзя же имена давать по второму разу! Ремесло так ремесло! И за волосы уже нельзя!
«Действительно, нельзя. Тебе уже двенадцать лет. Ты ученик и в будущем – маг. Но орать в доме тоже нельзя. Недопустимо орать в хорошем доме».
Бабушка присела на сундук отдышаться. Ей было как-то не по себе.
Этин уже отбежал к остальным и дразнился, показывая язык.
– Эй… – позвала она. – Ты что… Их всех уже признал? А как же испытание?
«Всех, кроме одного. Он будет, как ты».
– Ой… не надо, как я… Горе какое, огромное…
«Это как не надо?» В голосе камня слышался непонятный сарказм.
– Да как это не надо?.. – чуть не закричала бабушка. – Я богиней могла стать! Я горы хотела свернуть! А пришлось всю жизнь над колыбелью рыдать, детей воспитывать! Так мне ничего и не было!
«Так ты же не только детей… Ты же плясала. И знала счастье. И у высокородных знали тебя, и даже в дворцовом квартале Аар-дех выступала… Тебе венки на шею вешали, тебя двадцать лет любили, как богиню… Тебя любили…»
– Да проку в том! Все одно не та, которой могла бы стать. Горе мне всю жизнь. Сплошное горе. Хотела пойти на улице танцевать, чтобы семье не пропасть, а за мое умение деньги брать запрещено – посылай дочь, жди, когда ее приберут! Хотела в башне работать, а брат с учениками закрылся. Хотела на небе жить, а пришлось сопли внукам вытирать… Лучше бы меня живой в землю закопали!
На глаза старухи набежали слезы.
«Но ведь это ты вместе с братом придумала, как стрелять из ружья. Не будь тебя, так до сих пор и возились бы с этим бурым порошком».
