Побратимы удирали врассыпную, заставляя птиц отлетать в стороны огромными прыжками.
– Бью сверху! – оглушительно завизжала Сэиланн. – Сверху!
Человек выронил диск, невольно посмотрев вверх. Птица под ним подпрыгнула. Он упал.
Во все стороны брызнул огонь.
Поляна плавилась и распадалась. Птицы, люди, камни, трава, земля… Комья земли… Кейма, доскакавший с отрядом до опушки, упал, обнимая корни, вжался в землю и замер. Землю трясло.
Сверху сыпался дождь, и дождь был горячий. Воздух звенел, кричал на все голоса, и Кейма удивлялся, что он еще жив. Человеческое ухо неспособно такое выдержать. Если кто-нибудь слышал, как кричит молния, он может себе представить этот крик.
Потом наступила тишина. Земля все еще тряслась, и Кейма понял, что он не слышит.
Прямо перед его лицом врезалась в землю лапа птицы. Сэи спешилась и принялась вертеть в руках что-то, чего он разглядеть не мог.
Кейма поднялся, глядя на свои окровавленные ладони. Уши болели.
Он медленно проковылял к опушке.
Земля на поляне была перемолота в пыль – равномерный слой тонкой, серой, въедающейся в кожу отвратительной пыли. То, что было ей присыпано, он разглядывать не собирался. Перед глазами все плыло.
Он опустился на землю, прислонился к какому-то дереву и просидел так очень долго.
Сэиланн осмотрела поляну, заметила ошеломленного вожака, подошла и присела рядом.
У нее в руках были диск и поврежденный амулет, диск она сунула в сумку, а с амулетом стала играть. Вид у нее был задумчивый.
– Можно спастись, если заколдовывают тебя, – громко и неестественно четко объяснила Сэиланн, глядя на совершенно серого Кейму и подбрасывая амулет на ладони. – Но, если земля провалилась под тобой, не провалиться под землю невозможно. А там внизу такая штука, она летом горит, если солнца много… Много… солнца… И родник…
Ее никто не слышал, но ее это не волновало.
От амулета отвалилось перо, камушек, кожаная оправа. Наконец погнулась основа, состоящая из тонкой проволоки, и распалась пополам тонкая голубоватая стальная пластина.
– Без человека это все, ничего, не значит, не значит, не значит ничего – сказала она. – Ничего ничего не значит. Вот.
Кейма закрыл глаза.
– Все – сказала сэи. – Все.
Через пару дней потрепанный отряд вышел на главную дорогу. Недалеко от моста через какой-то несчастный ручей Кейма объявил привал – из-за больных приходилось останавливаться чаще обычного. Сэиланн остановила птицу и принялась шарить во вьюке. Глава оказался рядом, и она обернулась, чтобы сказать ему что-нибудь ободряющее и возложить руки на голову. Его приходилось лечить больше прочих. Все-таки оглохнуть на сутки – тяжелое испытание…
