Мыши носились по полу взад и вперед, как вагончики игрушечной железной дороги, но каждый вагончик передвигался только по своему пути и никогда не сталкивался с другим, будто очень догадливый и ловкий стрелочник успевал вовремя переводить стрелки и зажигать зеленый свет на пути несущихся мышат.
По пути мыши роняли добычу, тут же расторопно подбирали ее, кусочки покрупней просто волочили по половицам, гремели сухими корочками у входа в свои норки и производили всем этим неумолчным движением довольно яркое впечатление настоящего ночного разбоя.
С вечера я высыпал посреди избы пригоршню муки и увидел, как мыши тут же изменили свои охотничьи тропы, — дорожки всех животных сошлись теперь к муке, а к утру не осталось и пыльного следа от вчерашней кучки.
Еще одна пригоршня муки была приготовлена моим ночным разбойникам, но теперь я высыпал муку поближе к тому углу, откуда начинал свои походы мышонок № 1. Этот мышонок быстро обнаружил лакомство и с удовольствием его принял. Второй, не менее шустрый, тоже бросился к муке, но при виде самодовольного собрата отступил, поднялся на задние лапки, повертел носиком и не очень весело вспомнил свою прежнюю дорожку за печку к моему кухонному столу.
На следующий день мука появилась к углу мышонка № 2, и роли моментально поменялись. Вчерашний лакомка остался ни с чем, отправился за печку, а новый хозяин муки перетаскал ее в свою кладовую. Если бы у меня тогда было побольше продуктов, я, наверное, каждый вечер мог бы убеждаться в том, что каждый мышонок чувствовал себя в своем углу полновластным хозяином…
Далеко в тайге остались «волчьи пятницы», суетливые мыши и «полосы отчуждения», которыми обносили свои владения хозяева тайги — медведи. Очень скоро маленький выносливый автобус заберет нас с собой и через несколько часов доставит к железнодорожной станции… А пока я сижу на лавочке около стены высокого северного дома. Лавочка огорожена от дороги редким старым заборчиком. У рюкзака пушистым калачиком свернулся мой пес. Мы совсем одни встречаем раннее, крепкое от скорой зимы утро в еще не проснувшейся деревушке. Но вот раздался первый скрип двери, кто-то выплеснул на улицу воду, и тут же около нас объявился небольшой коренастый кобелек.
Кобелек вел себя очень беспокойно. Его волновал новый, незнакомый пес, который без всякого разрешения вдруг забрел не в свое хозяйство. Кобелек обошел наш заборчик, желая еще раз утвердить свое право на эту территорию, оставил на каждом углу свои собачьи отметки, последний раз поднял лапу на лобастый камень, торчавший из земли около избы, и зло предупредил: «Р-р-р! Убирайся!»
