– Розы очень красивые.
Эми забрала букет у мужа, и они пошли на кухню, со всеми ее гранитными столиками, импортной плиткой и прочими атрибутами дорогой ипотеки.
– Что мы отмечаем?
– Кто сказал, что они тебе? – спросил Кьюсак с озорной улыбкой. – У меня есть кое-какие новости.
– У меня тоже, – ответила Эми.
Она вся светилась. Ее голубые глаза сияли ярче всех звезд Новой Англии.
В эту минуту Кьюсаку показалось, что белоснежная кожа Эми еще никогда не выглядела такой чистой. Ни морщинки на лице, кроме маленьких «гусиных лапок» в уголках глаз. Ни малейших признаков возраста, которые обычно проявляются в тридцать, набирают обороты к сорока и прут напролом после пятидесяти. Даже сейчас, расставляя цветы в вазе, подрезая и расправляя, Эми лучилась необычным сочетанием спокойствия и энергии.
– Ты первая, – сдерживая улыбку, сказал Кьюсак.
Он взял с кухонного столика бутылку австралийского каберне, наполнил один бокал и начал наполнять второй.
– Мне не надо, – остановила его Эми.
В ее стакане было от силы тридцать грамм «Вулф Бласс»[17].
Кьюсак удивленно поднял брови. Эми никогда не напивалась, но и никогда не отказывалась от спиртного. По вечерам, когда они вместе отдыхали, она всегда нянчила бокал вина.
– Так что за новость, Эм?
– Я уже сказала.
– Вот блин, девчонка, – ответил он в духе своей сомервилльской юности, – как с тобой непросто.
Эми не ответила. Она смотрела ему в глаза своими сияющими сапфирами и улыбалась до ушей, счастливая и загадочная одновременно.
– Я уже сказала.
Кьюсак моргнул пару раз. Отпил каберне и внимательно посмотрел на ее почти пустой бокал. Внезапно до него дошло.
– Ха, – повеселел Джимми. – Ты беременна.
Эми кивнула. Ее лицо было спокойным и безмятежным, как горное озеро в летнюю ночь.
– Какой срок? – спросил он, ставя бокал на столик и обнимая жену.
– Шесть недель. Максимум семь.
Кьюсак поцеловал ее в губы и почувствовал их вкус – красная помада и что-то сладкое. У его губ был вкус каберне.
– Ты выиграл в лотерею? – спросила Эми.
– Нет. А почему ты думаешь, что я купил билет?
– У тебя под ногтями остатки скретч-слоя.
Эми приподняла левую бровь и чуть склонила голову вправо. Она приберегала выражение «а-ля Шерлок Холмс» именно для таких случаев.
Эми Кьюсак замечала все – движения бровей, испачканные манжеты, нервный тик. Все, кроме лиц и счетов. Счета, которые раньше приходили в офис, теперь приземлялись в абонентский ящик. По мнению Джимми, ее наблюдательность компенсировала прозопагнозию.
