Анания и Сапфира | страница 31
И тут Иов с Иеремией увидели зрелище более ужасное, чем даже часто мерещившийся им Страшный суд. Внезапно лев вскочил и с диким ревом кинулся на стенку клетки. От сильнейшего удара один прут лопнул и несколько погнулись.
Следующим звуком, раздавшимся в зверинце, был стук захлопнувшейся за христианами калитки.
Когда стало ясно, что погони нет, запыхавшиеся звероловы остановились.
— Мы были на волосок от гибели! — возвестил Иов.
Иеремия хотел что-то ответить, но не смог. Иов удивленно посмотрел на своего такого еще недавно говорливого товарища и увидел, что тот зажал в зубах свиток с симоновыми заклинаниями.
— Вынь молитвы изо рта.
Иеремия послушался и привязал свиток к поясу.
— Как ты, друг? — спросил он.
— Плохо, — ответил Иов, — прямо чертовщина какая-то! Потерял набедренную повязку…
— Ты осквернился и выбросил ее?
— Нет, просто потерял. Развязалась.
— А я осквернился, — признался Иеремия.
Христиане вернулись в общину лишь под утро, ибо сдуру заблудились.
— Эй, Товия, ты где? Отпирай! — кричал Иов и бил кулаком в ворота.
— Кто там? — послышался хриплый голос привратника.
— Это мы, Иов и Иеремия.
— А, пришли наконец. Что-то долго вас не было.
— Твое дело калитку открывать, а не рассуждать, — не выдержал Иеремия.
Звероловы вошли в дом, и это некрасивое и перенаселенное строение, в котором отсутствовали «удобства» и даже самые необходимые вещи, после всего пережитого ночью показалось им истинным раем.
— Вот мы и дома! Как же здесь хорошо! — восторженно воскликнул Иеремия и пошел мыться, а Иов прикрыл срам чистой набедренной повязкой. Впрочем, чистой ее можно было назвать лишь с некоторой долей условности: не коричневая — и то хорошо.
— Ой, как спать хочется! — зевнув, сказал вернувшийся после омовения Иеремия. — Прямо глаза слипаются.
Уже сидевший на ложе и клевавший носом Иов согласился с братом по вере, но скорбно заметил, что Петр их убьет.
И христиане отошли в царство Гипноса и Морфея, древнегреческих богов сна и сновидений.
Глава шестая
Утренние, еще не знойные солнечные лучи осветили кривые домики и узенькие улочки Иерусалима и, становясь всё жарче, уверенно прогнали ночную прохладу. Проснулись и защебетали птицы, раскрылись, встречая новый день, цветы, пробудились и уже хлопотали люди: носили воду из колодцев, кормили скот, разжигали остывшие за ночь домашние очаги. Городские кварталы окутал едкий густой дым, предвещавший завтрак. Слабый ветерок разносил по улицам запах пекущихся лепешек, и толпившиеся во дворе своей обители христиане жадно вдыхали благословенный аромат. Он им напомнил многое: беззаботное детство, вечно занятых родителей и пышущие жаром, самые вкусные на свете домашние лепешки…