Развесив выстиранное белье, она стала помогать отцу, дергавшему свеклу. Взяла одну из корзин, которые он оставил на средней дорожке рядом с тачкой, и пошла к грядкам. Отец разогнул спину, в одной руке он держал лопатку, другую упер в бок.
— Брось, не надо, — сказал он. — Тут не так много, я и один управлюсь.
— Нет-нет, я помогу. Может опять начаться дождь.
Отец посмотрел на небо между Монтегю и дорогой в Нанси.
— Что-то не похоже, над Макорне небо немного очистилось, если дождь и будет, то к вечеру.
Но мать стояла на своем. Ей не терпелось поговорить о Жюльене, узнать побольше о фирме, где он начал работать. И она принялась подбирать свеклу, которую отец выдергивал из грядки. Она отряхивала ее от земли, затем срезала ботву и клала в другую корзину. Они молча трудились несколько минут, потом мать спросила, словно продолжая только что прерванный разговор:
— А других, кто работает у Мартенов, ты знаешь?
— Конечно, — ответил отец. — Я ведь тебе уже говорил, что хорошо знаком с мастером.
— С мастером, это само собой, а с остальными?
— Ну, знаешь, с тех пор как мы воюем, остальные успели перемениться. Теперь это или молодежь, вроде Жюльена, или старики, которые заменили мобилизованных и снова пошли на работу.
Отец повторил то, что уже двадцать раз рассказывал о своем посещении кондитерской Мартена, о хозяине, о мастере и обо всем, чему Жюльен там научится. Обычно, когда он часто повторял одну из своих бесконечных историй, которые мать уже много раз слышала, она прерывала его:
— Голубчик, ты бы что-нибудь новое придумал. Я все это наизусть знаю, ты мне уже раз сто рассказывал.
И отец неизменно хмурился и ворчал:
— Ладно, ладно, если тебе неинтересно, мне остается одно — молчать. Видно, меня пора на свалку, да!
Но сегодня наоборот — сегодня она подгоняла его. Как только он замолкал, она придумывала, о чем бы еще спросить. Они дошли уже почти до конца грядки, когда она, наконец, решилась:
— Ты думаешь, мне можно будет как-нибудь пойти посмотреть? — спросила она.
Отец воткнул свою лопатку в землю, потом, насупив брови, повернулся к ней.
— Посмотреть? А на что, спрашивается, там смотреть? На кондитерскую? На небольшую фабрику с машинами для конфет и шоколада? А больше там и смотреть не на что.
— Так-то оно так, а мне все же хочется посмотреть.
Отец усмехнулся и, снова принявшись за работу, пробурчал:
— Понять не могу, на что ты там собираешься смотреть!
Мать не удивилась. «Он не может понять, — подумала она, — не может». И они, больше не разговаривая, дошли до конца грядки.
