Она прищурилась, и свет от лампы стал менее резким. Жюльена, сидевшего напротив, она видела теперь как сквозь туман. Раскрытый журнал на столе представлялся ей просто белым четырехугольником, чуть побольше школьной тетради. Да, на столе тетрадь, и над ней склонился маленький мальчик.
В эту минуту отец, верно, задел ключом за железные перила на лестнице. Мать вздрогнула. Сердце у нее забилось сильнее. Жюльен рассматривал страницу с фотографиями, на которых были изображены платформы с солдатами и танками.
Отец вошел в кухню, положил на буфет ключи, взял в чулане под раковиной ночной горшок и поднялся на несколько ступенек. У двери он остановился и, прежде чем отворить ее, обернулся и сказал:
— Спокойной ночи, и не сидите слишком долго, не стоит, только глаза портите.
— Спокойной ночи, папа, — сказал Жюльен.
— Спокойной ночи, — сказала мать.
Когда отец вошел в спальню, мать прислушалась к его шагам. Мысленно она следила за каждым его движением, она могла бы точно сказать, когда он ляжет в постель. Жюльен, вероятно, тоже прислушивался, потому что, как только прекратился скрип половиц, он посмотрел на мать и сказал:
— Так, теперь я, пожалуй, пойду.
— Подожди минутку. Отец не всегда засыпает сразу. Он туг на ухо, но, когда не надо, прекрасно слышит.
Она обрезала нитку, положила ножницы в корзинку и наклонилась над чулком, рассматривая свою работу. Потом взяла другой чулок и натянула его на руку, чтобы найти дырку.
— Лучше бы ты купила новые, — заметил Жюльен.
Она улыбнулась, от чего ее губы смешно сморщились. Не поднимая головы, она ласково пояснила:
— Я думаю, ты теперь вырос и можешь понять. Жизнь и без того не легка. А когда война, и совсем все разлаживается. Вот ты говорил о керосиновых лампах. Конечно, нам совсем не трудно было пятнадцать лет тому назад провести электричество. Только отец не хотел, чтобы ему испортили сад и врыли столб. То же самое и с водопроводом.
— И из-за этого можно подумать, что мы живем не в городе, а в глухом лесу.
Мать посмотрела на него. Он как будто не понял. Она помолчала потому, что чувствовала усталость, и потому, что сказать это было нелегко. А между тем она давно решила сказать… Жюльен опять наклонился над журналом, и тогда она быстро заговорила:
— Понимаешь, такой расход нам сейчас не по карману. На то, что мы получаем с огорода и с двух помещений, что сдаем, не проживешь. Ты знаешь, у нас есть сбережения, но многие бумаги сейчас упали в цене. Говорят, это девальвация. А пока что люди, вроде нас, едва сводят концы с концами. Тяжело, ох, как тяжело приходится.
