— Ты чего? — спросила Нюся.
— Очнулась? — девка руки от лица убрала.
Некрасивая.
Пожалуй, именно это обстоятельство и позволило Нюсе глянуть на новую знакомую с сочувствием. Ей ли самой не знать, каково это, когда женихи глядят на других, пусть те, другие, и не такие рукастые, и приданое у них меньше, затое Иржена — Заступница красоты женское им отсыпала щедро.
— А чего со мною? — Нюся села и ладонь к грудям приложила. Сердце ухало ровно, обыкновенно, а вот в ушах звенело. — Сомлела?
Она слышала, что городские барышни частенько сомлевают, и сие не просто так, но признак тонкости душевное, и стало быть, Нюся сама душевно тонка… иль просто от Сигизмундуса набралася?
— Заморочили тебя, — девица отстранилась. — Послушай, сейчас она вернется. С другими говорить бесполезно, их она полностью подчинила. А ты… у тебя иммунитет…
— Чего?
— Заморочить тебя тяжко. И морок держится недолго. Потому слушай меня. Уходи. На ближайшей станции уходи. При людях она тебе ничего не сделает…
— Чего?
— Беги! — прошипела девка.
— Куда?
— Куда‑нибудь!
— Динка, — за девкой появилась темная фигура в монашеском облачении. — Динка, дочь моя… где это тебя ночью… носит… не спится…
Монахиня осенила девку размашистым крестом.
— Не рушь людям покой… — добавила она.
И девка молча поднялась.
Косу растрепанную перекинула… ушла… а Нюся… Нюся долго, минуты две, раздумывала, послушать ли девкиного совета…
…а на рассвете поезд ограбили.
Глава 6. Где действие происходит в городской библиотеке
Городская библиотека некогда гордо именовалась Королевскою, и открыта была исключительно для лиц, коии принадлежали к первому сословию, ибо прежняя власть здраво рассудила, что люду купеческому аль работному, не говоря уже о крестьянах, тяга к знаниям несвойственна. А коль и просыпается она, то исключительно перед смутой.
Как бы то ни было, но здание на королевской площади и ныне впечатляло, что колоннами своими, что куполом, покатым и блискучим, как генерал — губернаторская лысина, что резными фигурами старцев. Старцы были сплошь премудры, о чем свидетельствовали высокие лбы и талмуды. Последние старцы либо держали на вытянутых руках, показывая при том недюжинную силу, либо с отеческой нежностью прижимали к груди.
На Гавриила они взирали свысока, с неодобрением, явно несогасные с новою политикой государства, каковая сделала библиотеку местом публичным.
— Ходют тут всякие…
Мнение старцев доволи громко выразила панна Гражина, служившая при библиотеке уборщицею. Местом своим она премного гордилась, полагая себя едва ли не единственною хранительницей его, библиотекарей же и иных служителей почитала дармоедами…
