Новый человек — всегда событие в жизни, а тут перед Наташей стояла та, с которой ей предстояло работать. Наташа пристально вгляделась в ее милые, доверчивые глаза и вдруг, неожиданно для себя, порывисто обняла и поцеловала Тосю.
— Ну, вот и сладилось. А я что говорил? — рассмеялся довольный старичок. Он проводил их через темное, безмолвное кладбище до самых ворот. Тося накрыла Наташу крылом своего теплого платка. Девушки тесно прижались друг к другу. Конь дернул, санки легко понеслись, тоненько зазвенели бубенцы на дуге.
Ни огонька не светилось в окнах. Искрился под луной снег. Ломаной черной линией бежала под полозьями тень от бесконечных заборов. Прохожих не было, неистово лаяли собаки, запертые во дворах. Город чего-то ждал, притаившись в ночи.
31 января — 1 февраля 1919 года
Самара
— Фрунзе, Михаил Васильевич, командующий Четвертой армией.
— Куйбышев, Валериан Владимирович, председатель Самарского губисполкома.
Они стояли, не торопясь разжать руки, всматриваясь друг в друга почти без улыбки, внимательно, глаза в глаза.
Они никогда не встречались прежде, но слышали друг о друге много от общих знакомых — подпольщиков и давно уже втайне удивлялись тому, как до деталей совпадают их пути в революции. Выросшие в Средней Азии, оба вступили в борьбу совсем еще юношами. Студенты-петербуржцы, оба активно участвовали в первой русской революции. Оба — старосты в политических тюрьмах. Каждый был сослан в Иркутскую губернию, и жили они неподалеку друг от друга: Фрунзе — в Манзурке, Куйбышев — в Тутурах. Оба совершили удачные побеги. Каждому пришлось после революции подавлять лево-эсеровские мятежи. Оба стали военными организаторами: Фрунзе — военкомом Ярославского округа, Куйбышев — политкомом Первой армии Восточного фронта.
Михаилу Фрунзе не раз представлялся образ Куйбышева, витязя революции, и вот он, его брат по революции, стоит перед ним: высокий человек с прекрасным лицом, с огромными темными глазами, с волнистыми волосами.
— Заждались мы вас, Михаил Васильевич, — мягко сказал Куйбышев. Он глядел на ясноглазого крепыша: ни сединки в темно-русых волосах, а ведь дважды подолгу сидел в камере смертников, и каждая ночь могла стать последней в его жизни. «Прощайте, товарищи!» — этот душераздирающий крик, от которого начинала бушевать в ночи вся тюрьма, не раз слышал Куйбышев, но Фрунзе слыхал его не сквозь стены, а в своей камере — от тех, кто сидел вместе с ним, кого уводили сегодня, а завтра могли увести и его…
