Багряная летопись | страница 38
— Эта ночь была для меня мучением. Моя жизнь на переломе. Если вы откажете мне, это будет равносильно убийству — у меня не будет цели, ради которой стоило бы оставаться в этом мире. Наталья Николаевна, вы действительно хотите моей смерти? — Он нежно взял ее руку.
— Чего же вы ждали от меня? — глухо проговорила она.
— Теплого, понимающего взора, дружеского участия и моей страшной, неприкаянной судьбе, такого ответа на мое признание, который позволил бы мне хоть на что-то надеяться. — Он произнес это сдавленным, чужим голосом: обостренный слух принес ему весть, что мадам Турчина с Авиловым замкнули дверь на ключ. «Сейчас никто тревожить нас не будет. Куй железо, пока горячо…» — подумал он. Его руки, ломая, опрокинули ее на подушку, губы впились в ее рот. Наташа билась, пробовала кричать. «Мой будет домик за морем!» — Яростно и торжествующе он с силой рванул ее халат…
Что только наутро ни говорила Надежда Александровна ей, обессилевшей от горя и физических страданий! Пожалуй, впервые в жизни проявила она себя матерью: она плакала, она бранилась (злобным, свистящим шепотом), она призывала на голову насильника все возможные кары («И главное, кто? Кто? Да как он смел себе позволить!..»)
Наташа молчала. Анна Каренина, в отчаянии стоящая перед рельсами, все время виделась ей. Умру! Умру! Но что это? Мать говорит уже совсем иначе:
— Но он у нас так просто не открутится! Мы его живо под венец упечем!
«О чем она говорит? — болезненно поморщилась Наташа. — С ума она сошла, что ли? Какой венец? Куда упечем?.. Умный, начитанный… Как он смел так грубо унизить меня, не посчитаться со мной, так нагло, бессердечно оскорбить… Нет! Сбежать от них при первой возможности. Но как меня примет Гриша? — Слезинка выкатилась на ее щеку. — Нет, смерть, только смерть!..»
По необъяснимой ей самой ассоциации Наташа увидела себя в Мариинском театре, воочию представила большевика докладчика Михайлова-Фрунзе. Как он говорил о лучезарном будущем, где все будут счастливы, где человеку и в голову не придет обидеть другого человека. А Безбородько — враг, он бесчеловечен!.. «Ну что ж, пускай Гриша для меня потерян… Буду жить так, чтобы он был мною доволен… Убегу от них!» Она открыла глаза и впервые сегодня посмотрела на ясный мир — через влажную завесу слез.
Вагон остановился. Началось движение по коридору, стук каблуков, голоса, скрип чемоданов. В дверь постучали. Не дожидаясь разрешения, вошел Авилов.
— Станция Низа. Здесь я, пожалуй, пересяду на симбирский поезд… так будет вернее. Наташенька, вы заболели? Поправляйтесь, деточка! Желаю счастливо добраться вам до своей цели, обнять почтенного родителя. Надежда Александровна! Я всегда буду вспоминать часы, проведенные в вашем обществе, как счастливейшие в моей жизни. Вы — редкой, благородной души женщина! — Он припал к ее руке.