Первой, кашляя и прижимая к лицу край головного покрывала, на волю выбралась грузная старуха. Она шаталась и переваливалась на толстых ногах – видимо, от дыма закружилась голова. Судя по хорошей одежде, ключам на поясе и ожерелью из цветных стеклянных бусин с подвесками из монет, это была мать Альдхельма, хозяйка дома. Неуверенно шагая, словно слепая, старуха кашляла и делала такие движения рукой, будто пытается ухватиться за воздух. Второй вышла молодая стройная девушка, тоже с наспех наброшенной на голову тряпкой, надо думать, для защиты от дыма. Она тут же кинулась к старухе и подхватила ее, пытаясь удержать, но сил не хватило, и они обе едва не упали. Потом вышли еще несколько женщин, за ними рабы. Окружив старуху и девушку, они сбились в кучу и дико озирались, не зная, что их ждет. Разгоравшийся огонь гнал их прочь от дома, но темная толпа вооруженных норманнов, кровавые блики на оружии приводили в ужас.
Харальд кивнул Орму. Тот подошел и осмотрел толпу, выискивая, нет ли среди них мужчин, переодетых женщинами, или знатных, переодетых рабами. Толстая старуха что-то бормотала: то ли молилась, то ли проклинала. Девушка вдруг оторвалась от нее; старуха пыталась поймать ее за руку, но она отшатнулась, раздвинула толпу и подбежала к Харальду.
– Граф Харальд! – дрожащим голосом воскликнула она, протягивая к нему сложенные руки. – Во имя милосердного Бога! Пощади моего отца! Ни люди, ни Бог не простят тебе такого злодеяния! Как можно так жестоко наказывать за глупые слова пьяного человека!
Мокрую тряпку с головы она сбросила, и при свете пламени, уже ярко горящего под стенами, можно было видеть красивое лицо с правильными чертами, яркий пухловатый рот, длинные темные волосы. Среди фризов нередко попадались красивые люди – в глазах норманнов их несколько портили темные волосы, встречавшиеся здесь так же часто, как и светлые, но черты лица у многих были тонкие и приятные. Этой девушкой можно было бы залюбоваться, если бы она не напомнила Рерику Элланда, явное сходство с которым бросалось в глаза. Тот тоже был красивый парень с темными волосами. Вот еще рот бы держал на замке.
– Альдхельм получил то, что заслужил, – бросил Харальд, смерив ее взглядом. – А я не прощаю оскорблений.
– Но вы же люди! Вы же христиане! – Девушка обернулась к Рерику, ее тревожный молящий взгляд метался между ним и Харальдом. – Бог учит прощать врагов! Простите нас, и Бог простит вас – ведь вам есть за что просить его прощения! Неужели ваша гордыня вам дороже души, дороже Господня милосердия! Граф Харальд, граф Рерик! Я умоляю вас, пощадите моих родичей! Они больше никогда не будут оскорблять вас!
